Константин Мзареулов - Зачарованный мир

Щит не подвел, поглотив следующий выпад ваджры. Хотя толчок был страшен, Сумук устоял и даже сумел ткнуть врага клинком, распоров ему поножи в районе левого колена. Второй удар, нацеленный в незащищенное лицо, Тангри-Хан сумел в последний миг отразить. От столкновения с испускаемой ваджрой силой меч подпрыгнул вверх, увлекая за собой руку. Удерживая равновесие, гирканец вынужден был сделать несколько шагов назад.

Его спасла лишь неповоротливость массивной туши Тангри-Хана. Когда живой бог Орды метнулся вперед, замахиваясь своим жутким оружием, Сумук успел отпрыгнуть в сторону. Победоносно ревевший Тангри промчался мимо гирканца, который привычно вонзил меч в левый бок врага. Клинок погрузился под доспехи пальцев на десять – для любого нормального человека, демона или полубога такая рана, безусловно, стала бы смертельной. Для любого, но не для этого ублюдка.

Видно было, что Тангри-Хан потерял немало сил, однако на ногах держался вполне твердо и снова пошел в атаку. Ваджра взметнулась и начата неумолимо опускаться. Сумук снова прикрылся щитом. Тяжелый удар заставил его присесть, но при этом гирканец попытался снизу рубануть противника по ногам. Когда удлиненная мечом рука начала это движение, Сумук понял, что допустил ошибку – возможно, роковую. Тангри-Хан подпрыгнул, грузная туша перелетела через согнувшегося под щитом джадугяра, и снова послышался торжествующий хохот.

Стремительно развернувшись, Сумук успел лишь выставить перед собой щит и меч. Этот удар оказался сокрушительнее прежних: клинок работы Гефеста разлетелся на куски, да и щит затрещал, словно готов был рассыпаться. Теперь джадугяр стоял перед врагом безоружный и обессиленный. Отбросив ставшую бесполезной рукоять меча, он выхватил кинжал, хотя и понимал, что эта игрушка не способна причинить необходимый ущерб грозному противнику.

Пятеро друзей, увидев трагическое положение командира, бросились было ему на подмогу, но Тангри-Хан снова шевельнул левой рукой, отшвырнув их оплеухой джамана. Продолжая издевательски смеяться, Тангри-Хан медленно поднял ваджру.

В эти мгновения, укрывшись щитом неведомого бога древности, Сумукдиар надеялся только на чудо, понимая в то же время, что никакого чуда произойти не может. Щит закрывал обзор, но джадугяр мог наблюдать происходящее через зрение Тангри-Хана. Он видел самого себя – крохотного и жалкого, съежившегося в ожидании неминуемого и ужасного конца. Тангри-Хан вновь захохотал и резко опустил руку, в которой сжимал оружие Индры.

Ваджра обрушилась на щит, и чудовищная сила удара по колено вогнала Сумукдиара в землю – так молоток вколачивает гвоздь в березовую доску. И еще гирканец понял, что с его щита слетел верхний, выкованный из магической бронзы слой.

Это был конец.

Прошло какое-то время, показавшееся вечностью, хотя на самом-то деле это были, наверное, скоротечные мгновения. Как ни странно, он был еще жив. И даже почти невредим, если не обращать внимания на боль, пронзившую сверху вниз все его тело. По логике вещей, сейчас Тангри-Хан должен был двумя-тремя мощными ударами добить беспомощного противника, а затем беспрепятственно обратить ваджру против рысской армии. Однако враг почему-то не спешил нападать, и Сумук догадывался о причинах этой задержки.

Он осторожно выглянул из-под щита – вернее, из-под того, что от щита осталось. Тангри-Хан возвышался над гирканцем жутким подобием каменного изваяния – бездыханный и безжизненный. Страшная магическая сила превратила плоть ордынского вождя в камень или глину, и не нужно было много размышлять, чтобы понять, какая именно сила смогла совершить подобное чудо.

Сумук так долго искал это, что не мог не узнать столь явные признаки действия едва ли не самого ужасающего оружия Среднего Мира. Голова Медузы горгоны, укрепленная тысячи лет назад на эгиде, то есть на щите Афины Паллады. Его отчаянные догадки оказались верными: щит, с которым Сумук вышел на бой, в прежние эпохи принадлежал, конечно же, не шалопаю Аресу, но мудрой богине-воительнице. Последний удар ваджры сорвал с эгиды верхний защитный слой, и на глупого живого бога Орды строго взглянули смертоносные глаза смертной дочери Кето и Форкиса.

Вот она, верхняя половинка щита, валяется под ногами. Хотя прозрачное забрало Аресова шлема должно было как будто предохранять от каменящих взглядов Медузы, Сумукдиар старательно отвернул лицо и соединил обе части, пользуясь лишь магическим зрением. Затем, когда эгида вновь стала целой, джадугяр скрепил половинки соответствующими заклинаниями.