Михаил Сельдемешев - Фокусник

Алфимов распорядился, чтобы Фокуснику дали шинель. После этого он, я и Алфимов расселись на нарах в этой же камере. Охрана осталась снаружи.

Фокусник некоторое время молчал, словно собираясь с мыслями, а потом заговорил:

— Помните, я рассказывал вам про девушку, которую потерял?

— Если не ошибаюсь, ее звали Дая? — вспомнил я.

— Совершенно верно: Дая, — это имя он произнес с каким-то надрывным трепетом. — Так вот, из моего предыдущего повествования явствовало, что причиной ее исчезновения явилось нечто сверхъестественное, потустороннее. На самом же деле все оказалось куда как прозаичнее…

Примерно год спустя после тех событий мне волею судьбы снова довелось ненадолго вернуться в Индию. И надо же мне было очутиться именно в том неприглядном городишке (где, кстати, я до этого никогда ранее не был, хотя и исколесил в свое время почти всю страну) и именно на том самом базаре, где Дая, моя ненаглядная Дая покупала овощи!

Я бесцельно бродил между рядов, отсутствующий взгляд мой шарил по спелым плодам, горам зелени, но ни на чем не задерживался. Я вдыхал аромат муската, смешавшегося с запахом других приправ, но проходил мимо зазывающих торговцев. Я даже пытался торговаться, задержавшись возле кувшинов с маслом, но тут же отходил, не понимая, зачем все это делаю. Пора было покинуть рынок, да и сам город, но что-то удерживало меня. И вскоре я понял, что именно.

Она была все такой же красивой и выглядела очень счастливой. Признаюсь, я сильно растерялся. Не отдавая себе отчета, я бродил за ней между торговых рядов, пока она, случайно обернувшись, вдруг не заметила меня. Лицо ее тут же побледнело, и она быстро опустила глаза. Теперь я был уверен, что не обознался, но все-таки спросил: «Это ты?»

Она кивнула. Мы присели в беседке недалеко от базара, и она выложила все, не дав мне рта раскрыть.

Итак, в тот злополучный вечер Дая просто-напросто ушла от меня к другому человеку. Она любила его весь последний год, что мы были с ней вместе, и они регулярно встречались тайком. Любовь действительно слепа — ведь за все это время у меня не зародилось ни малейшего подозрения…

— Но почему она не бросила вас сразу, а ждала целый год — не могла решиться? — не удержался прагматик Алфимов.

— Вовсе нет. У того человека была жена… Она уже давно болела, и в конце концов, болезнь победила ее: женщина умерла. Как только это произошло, между ним и Даей больше не было препятствий, и она без сожаления перешагнула через меня.

Я спросил, что она чувствовала, когда я дарил ей ласки? Она ответила, что думала в это время о нем. Я спросил: а как же наши беседы о возвышенном, мечты о будущем? Она ответила, что, если бы у нее тогда была возможность проводить дни и ночи напролет с ним, она бы даже не вспомнила обо мне и моих беседах.

Ее слова были жестоки и приносили мне страдания. Меня бросало то в жар, то в холод. Хотелось, чтобы она пощадила меня, но такова была натура Даи — искренность. И это я тоже любил в ней. Любил… Я вдруг понял, что мне не удалось победить любовь к ней. Коварное чувство лишь спряталось до поры до времени и теперь, когда я увидел Даю, вспыхнуло с новой силой. Все, что не касалось девушки, сразу стало чужим и бессмысленным. Я словно заново пережил мгновения, когда-то проведенные вместе с ней.

Но к любви примешивались и другие чувства: боль, горечь и непонимание. Я не мог понять, как она могла так поступить. Я смотрел в ее божественные, по-детски чистые глаза и не мог найти рационального объяснения ее поступку. Наверное, для всех жертв неразделенной любви объяснить подобное непросто. Я словно потерял ее во второй раз. Причем теперь мне было гораздо больнее, чем тогда, когда я думал, что Дая погибла.

Оглушенный и раздавленный, я поднялся и побрел прочь, надеясь, что она окликнет меня. Дая молчала, и я, отойдя на значительное расстояние, обернулся сам. Она так и продолжала сидеть в беседке, держа на коленях нелепую корзинку с продуктами.

«Ты счастлива?» — крикнул я.

Она кивнула. А возможно, мне показалось. Я развернулся и пошел прочь быстрым твердым шагом. В этот же день я покинул Индию. Теперь уже навсегда…

Дорога домой оказалась весьма неблизкой. Но по мере того как путь подходил к концу, все чувства, перемешавшиеся тогда во мне, постепенно уступили место одному — ярости. Она поглотила меня целиком, словно изголодавшаяся анаконда, и в конце концов вылилась в нечеловеческое желание — наказать. Отомстить тем двоим за разбитое сердце и обманутые надежды, за преданную душу и поруганные мечты. И тогда же меня поразило новое открытие. Я понял, почему древний маг называл тех страшных существ Ловцами Желаний. Пока в тебе нет никаких желаний, ты невидим для них и они не могут добраться до тебя. Но стоит только необычайно сильному душевному стремлению зародиться в тебе, как они тут же устремляются на добычу, чтобы исполнить желание, каковым бы оно ни было, но преследуя при этом какие-то свои, непонятные нам цели.