Михаил Сельдемешев - Фокусник

Мои раздумья прервал зашедший в лабораторию Алфимов. Увидев содержимое чемодана, он поморщился и отвернулся.

— Есть новости? — спросил я его.

Алфимов отрицательно помотал головой.

— Вряд ли городским докторам удастся опознать его личность, — произнес он и сделал кивок в сторону чемодана.

— Да уж, Николай Кондратьевич постарался на славу, — невесело усмехнулся я. — Могу поспорить, его и родственники теперь не узнают.

— Если у подобного типа вообще могут быть таковые, — предположил Алфимов и снова заставил себя взглянуть на останки: — Невеселое занятие, верно, Михалыч?

— Угадал, — согласился я.

— Кстати, ты не против, если я отвернусь? — добавил он. — Боюсь, как бы не вытошнило.

Я понимающе кивнул и вернулся к своему неприятному служебному долгу.

— Эта поганая история когда-нибудь закончится? — спросил Алфимов через некоторое время.

— Остается только надеяться на это, — ответил я, выуживая из чемодана разрубленную пополам ступню правой ноги.

— Нехорошо, конечно, про покойника, — продолжал Алфимов. — Но сколько дров этот сукин сын успел здесь наломать! Кондратьич же — какой человек был! Таких еще поискать. Неужели он свихнулся после разговоров с этим дьявольским отродьем? И куда он подевался, черт возьми? Отыскать бы его до того, как он натворит еще что-нибудь…

— Представляете, как он был опасен? — Общение хоть немного отвлекало меня от пренеприятного занятия. — Если даже способен был влиять на людей через зарешеченное окошко… Я уже неоднократно думал обо всем этом, — признался я.

— А кого же это не мучает, — подтвердил Алфимов. — Заснуть уж сколько ночей совершеннейше невозможно!

— Мне как-то пришла идея, что в лечебницах удерживают столько умалишенных, которые для общества безобиднее иного здорового, — продолжил я свою мысль. — И в то же время на свободе разгуливают подобные «фокусники», умеющие прикинуться здравым гражданином, но таящие в себе такое безумие…

— Ладно бы просто безумие, — подхватил Алфимов. — Но еще и владеют всякими знаниями, чтобы учинять зло…

— О, Боже, этого не может быть! — воскликнул я. — Ты должен это видеть, Николай!

— Уверен, что я выдержу это зрелище? — спросил Алфимов, но все-таки встал и подошел к чемодану.

— Смотри! — Я вытащил на стол кусок предплечья и обтер его от крови тампоном, смоченным в растворе.

— Вижу какой-то едва заметный шрам, — произнес Алфимов.

— А если приглядеться внимательнее, под шрамом можно разглядеть остатки татуировки, — сказал я, сильно надеясь на то, что ошибаюсь.

— Верно, — Алфимов наклонился ближе к столу. — Что-то похожее на саблю.

— Это — шпага, — поправил я. — А когда-то здесь были изображены две перекрещивающиеся шпаги. После того, как Юрковский пропорол руку разбитым оконным стеклом и я наложил ему шов, от татуировки осталось лишь воспоминание…

Алфимов отошел от стола:

— Ты хочешь сказать…

— Верно. Это — останки не Фокусника, это — останки Юрковского!

Некоторое время мы находились в оцепенении. Первым вышел из него Алфимов:

— Черт подери: перебинтованное лицо, отсутствие кашля… Этот негодяй тогда во дворе так ловко изображал Кондратьича! Накануне мы думали, что беседуем с Юрковским, доктор, а на самом деле… Этот психопат разгуливает по крепости!

— Вряд ли, — возразил я. — Его ищут, и если бы он разгуливал, то был бы уже задержан.

— Все принимают его за Юрковского, и я боюсь, как бы он не запудрил мозги еще дюжине наших людей! Необходимо срочно всех оповестить и найти этого душегуба во что бы то ни стало…

Алфимов не придумал ничего лучшего, как вновь обыскать каждый уголок крепости, заглянув в каждое помещение и внимательно осмотрев каждого из узников. На этот раз он уже никому не доверял и занялся этим сам в сопровождении нескольких верных ему людей. Он попросил поучаствовать в этом также и меня.

Это происходило примерно следующим образом. Мы заходили в камеру, Алфимов собственноручно заглядывал под нары и стол, затем, должным образом разглядев узника и сверяясь с личным делом, задавал кое-какие вопросы, ответы на которые мог знать лишь арестант. За тем, чтобы проверенные камеры уже больше не открывались до окончания обыска, следили люди Николая.

С одним из заключенных вышел конфуз, когда Алфимов бесцеремонно подергал того за бороду и усы. Высокопоставленный узник пообещал представить жалобу на недостойные действия офицера.

Когда наступил вечер, оказалось, что мы едва успели проверить чуть более половины камер на одном лишь верхнем этаже, с которого утром решили начать. Алфимов явно был недоволен такими темпами, но быстрее получиться никак не могло. Дело в том, что он настаивал на личном осмотре каждого помещения, тогда как я предлагал действовать параллельно сразу несколькими группами. Но что поделать — упрямство было еще одной отличительной чертой старшего офицера охраны Николая Алфимова.