Александр Кулькин - Прогулки с динозаврами

— Возвращайтесь обратно, и скажите этому начштабы, что если он тупой, то это не лечится! А будет портить исторические ценности, я его в архив отправлю!

«Труженики» замялись. Потом один, робко произнёс:

— Ты, барин, документ нам дал бы. Что мол, так и так, категорически запрещаю! А то ведь, скажут же, мол, лодыри…

Я пожал плечами, документ, так документ, и достал из рояля официальный бланк имперского архива:

— А донесёте? На чьё имя, кстати, писать?

— Не боись, ваше благородие! Наизусть вызубрю! Так и пиши: «Начштабе дыр… пыр…» Тьфу, никак не запомню!

— А что запоминать-то? — Вмешался в разговор второй, до сих пор аристократично облокотившийся на недопиленную игрушку, — «Князю литвинскому! Ты пошто, собак болотный, людей работных на вандализму посылаешь? Не сметь больше! Не будь я, Голландец…» Э-э-э, последнею фразу писать не надо!

— Ясненько, — закончив писанину, я протянул бланк зубрилке, и пожелал им счастливого пути. Вяло переругиваясь, и таща на плечах котомки, парочка кладоискателей направилась на север.

— Тёмные личности, — задумчиво сказал Чи-Хай, — И Дыр-Пыр, у них какая-то непонятная. Винтовочки странные, вроде берданки, а калибр десять миллиметров.

— Ну и что? — Вяло отреагировал я, — Пусть читатели рояли считают, нам всё равно в другую сторону. Искренне надеюсь, что до морских змеев аффторы не додумаются.

Не встретились нам гады морские. Никто не тревожил наше шествие ни днём ясным, ни ночью тёмной. Совсем обезгадела, обезптичела и даже обеззверела окружающая нас местность. Явно чувствовалось присутствие человека, причём не одного, а многих. И как не хоронились мы, всё равно наступил тот час, когда запахло горящим трутом, и из кустов на тропинку выскочили «доблестные» конкистадоры в когда-то начищенных кирасах. Нет, эту засаду даже я, своим человеческим носом, унюхал за несколько десятков метров. Противно пахло прогорклым маслом, и с незапамятных времён немытым телом. А Чи-Хай вообще шёл, зажав нос, и страдальчески морщась. О засаде, повторяю, мы знали, но зачем, спрашивается, прятаться, если всё равно пришлось бы идти к здешнему начальству. Ожидания наши чуть-чуть было, не сорвались, вояки обнаружили у меня в портфеле бутылку коньяка (взятого, разумеется, для медицинских целей) и устроили потасовку. Пришлось прикрикнуть на них, потребовать вызвать британского консула. Так и знал, от упоминания Англии, испанцы впали сначала в ступор, а потом в ярость. Руки мне связали варварски, а Чи-Хая так обмотали веревками, что даже трюк с перьями здесь бы не помог. Наконец-то мы пошли, и вот за очередным поворотом, вздымаясь над круглым озером, встала цель наших поисков. Нет, как ни странно, указателя с русскими буквами здесь не было, но флюиды, знакомые всем, кто жил в России, буквально кричали о том что мы пришли. Сколько народа сюда уже отослали, и ещё пошлют. Если бы они все были здесь, то горы не было бы видно. А сейчас… Гора, как гора, скромная такая, невысокая. На верхушке отблескивает металлом какой-то большой круг, внизу виден вход, видимо в шахту. А на берегу озера притулился крохотный поселок, с единственно заметной высокой башней. К ней-то мы и подошли.

Скучающий у входа часовой, прервал, с риском для своей челюсти, зевок, и постарался принять воинственный вид. Но шедший впереди старший патруля бесцеремонно отодвинул его в сторону, и скрылся за дверью. Через несколько минут, он высунулся из окна на самой верхушке, и крикнул:

— Пропустить!

С трудом солдаты затащили Чи-Хая на верхотуру. Я поднялся сам. В комнатке, за столом сидел хмурый, седой тип, в начищенной до блеска амуниции, рядом стоял старший патруля. На столе, уже откупоренная, была бутылка моего коньяка.

— Вот, сеньор команданте. Этот типус всё требовал английского консула, а этого зверя он с собой взял, зачем-то.

— Хороший коньяк, — выдохнул команданте, после залпом выпитого стакана, — Значит, он врёт! Англичанин взял бы с собой джин, следовательно, это француз. Поэтому, его в шахту, а зверя на кухню!

— Зачем на кухню? — Возмутился Чи-Хай, — Что я там буду делать?

— Спросишь у повара, — отмахнулся синьор, — Жариться или вариться, не знаю…

— Сэр! Я протестую! Мой слуга разумное существо, и его нельзя жарить!

— Значит, сварим, — команданте зорко следил за подчиненным, наливающим коньяк, поэтому отвечал сквозь зубы, — Увести!

— Какое вы имеете право?! Он говорит, следовательно, он тоже человек!

— Мусью, заткнись. Попугай тоже говорит, и те зеленые, что твоими напарниками будут, тоже что-то кричали о правах разумных. Но всем известно, что, ни у попугая, ни у твоего зверя, ни у чёрных, красных, зелёных души нет. Я сомневаюсь, даже в том, что у французов душа есть, но раз ты сможешь работать, то живи, пока. А у зверя, хоть он и большой, передние лапы слабые, так что его в котел!