Виктор Исьемини - Летний зной

На перевале над дальним концом долины тем временем заканчивалась схватка. Мужчинам удалось отшвырнуть с пути гномов, и они продержались, пока женщины с малышами скатились по ту сторону скальной гряды. Лэрд, получивший не меньше десятка ранений, дрался, пока не пали сородичи. Тогда этот здоровяк прыгнул на ближайшего гнома, обхватил, сжал в медвежьих объятиях и вместе с хрипящим карликом прыгнул к краю скалы, нависшей над ущельем. Два тела покатились вниз, с грохотом полетели потревоженным камни… оба скрылись в тучах пыли под грудами гранитных осколков. Война в Малых горах началась.

Часом позже императорского конвоя к Вейверу подошло войско. Усталые покрытые пылью бойцы казались горожанам небесным воинством, ниспосланным в ответ на их молитвы… хотя, признаться, на самом деле выглядели вояки не очень-то браво. Горожане на радостях пообещали накормить и напоить спасителей, община выкупила у хозяина «Золотой бочки» запасы хмельных напитков, в городе началось веселье. После пережитого страха настроение вейверцев качнулось в противоположную сторону, и они ликовали. Вернское право! Да община и мечтать о подобном не могла!

Тем временем имперцы разбили лагерь подле городских ворот, Алекиан распорядился разместить раненных в городе, а сам отправился помолиться — разумеется, вместе с Когером — в городскую церковь. Вейверский священник суетился и хлопотал, он в мечтах видел на месте скромного храма роскошный собор… или лучше, чтобы здесь основали монастырь? А что, монастырь в честь чудесного избавления, а сам он, приходской священник — из него бы вышел аббат хоть куда! В городе с вернским правом и святая обитель окажется не бедной! Как славно, как славно…

А император не обратил внимания на суету попика, такие мелочи Алекиана не занимали. Конечно, клирики, сопровождающие войско по настоянию архиепископа, шепнули императору, что этот святой отец — верный слуга Гилфингов и один из тех, кто был посвящен в кое-какие тайны… но они не слишком усердствовали, превознося заслуги местного брата, ибо не видели никакой пользы ни для себя, ни для дела.

Пока Алекиан молился, сэр Войс пришел в себя. Очнувшись в лучшей комнате «Золотой бочки», маршал долго не мог понять, где он и что с ним… потом сообразил, что не может более исполнять маршальских обязанностей и что в нем, пожалуй, император более не нуждается. Бедняга только теперь осознал, сколь случайным был выбор его величества, маршальский жезл мог достаться кому угодно, и это случай, невероятная удача, что подвернулся именно он, Войс. И понес же его Гангмар в битву… зачем? Ох, зачем? Ведь теперь Алекиан точно так же ткнет пальцем в любого, кто окажется под рукой — и тот станет маршалом, благо теперь маршальские обязанности исполнять не сложно, едва ли не первый встречный управится. Если его величеству потребуется дееспособный маршал… ох…

Оруженосцы хлопотали около Войса, для них-то он оставался могущественным господином. Рыцарь отослал слуг, и только потом позволил себе расслабиться, от души проклиная переменчивую удачу. Даже несколько слезинок уронил.

Но Алекиан не вспомнил о бедняге Войсе, после молитвы он решил наведаться в здешнюю ратушу и поглядеть на городской Совет. У церкви его поджидал Коклос, карлику хотелось получше знать свежие новости. Так что и в ратушу он тоже увязался за императором. На город опустился вечер, горожане с легкой душой веселились, и гвардейцам пришлось расчищать путь для его величества. При иных обстоятельствах они бы не стали церемониться и разогнали гуляк с дороги пинками — но теперь-то приходилось сдерживаться.

Городской Совет был собран, и когда явился Алекиан, синдики торопливо вскочили и принялись кланяться. Император кивнул и оглядел простецкие лица вейверцев. Коклос протиснулся за спиной императора и, привстав для важности на цыпочки, стал пялиться на местных. Те, не знакомые с придворными порядками, не знали, как быть — карлик пристально вглядывался в каждого поочередно и бормотал:

— Народ… народ… простой народ… пьяный простой народ… Нет, братец, печать гилфингова благословения на этих рожах не лежит. А у того и вовсе харя разбойника. Наверное, после аудиенции он пойдет кошельки отнимать.

Последнее касалось Гедора. Тот выдавил холодную ухмылку и глянул карлику в глаза. Полгнома оказался не крепче любого другого — взгляда Гедора он не смог вынести. Зато император заинтересовался Мясником. Старшему из синдиков пришлось объяснять: