Friyana - Калейдоскоп

Что ответил Драко, Панси уже не услышала — хотя прекрасно увидела его не предвещающую ничего хорошего ухмылку — в основном потому, что в ту же секунду почувствовала, как кто-то с силой захлопывает ей рот ладонью, одновременно обхватывая за талию.

И направляет к выходу, до которого всего-то пара футов.

— Умница, — услышала она шепот Гарри прямо у своего уха.

Горячее дыхание опаляло шею, и руки у Поттера тоже были почему-то нестерпимо горячие, такие, что обжигали кожу прямо через ткань.

Панси только сейчас осознала, что задыхается — уже давно, наверное, все эти несколько минут, что проторчала в библиотеке, глядя на Малфоя, которого видела таким в первый раз, и Лавгуд, которую, вероятно, теперь вообще никогда не поймет.

— Ты все сделала правильно, — мягко повторил Гарри, прикрывая дверь в библиотеку. — Ты молодец, Панси.

Она стояла, уткнувшись лбом в закрытую дверь и пытаясь отдышаться, хотя горло не отпускало — то самое, от чего перехватило дыхание еще там, внутри — и хватка рук Гарри, не ослабевая, из стальной вдруг стала поддерживающей и мягкой.

Поттер гладил ее по плечу, успокаивая, дыша ей в затылок и согревая собой — и молчал. Он не отстранялся, ничего не говорил и не пытался закрыться, сделать вид, что просто проходил мимо. До Панси, наконец, дошло, что он наверняка услышал ее присутствие здесь, как и Драко с Луной, и пришел убрать ее подальше, чтобы она снова не вмешалась и не разрушила чужие «отношения». Как их назвать иначе, Панси не понимала.

Она вообще ничего больше не понимала.

Если Лавгуд и впрямь любит Драко — то зачем, зачем нужна была она, еще одна воспитанница? Если у Луны действительно есть все, что ей нужно — для чего тогда произошла инициация? За каким чертом нужно было их связывать, если Панси не может дать Лавгуд ничего из того, что могла бы, а Малфой — высокомерная, холодная скотина, не удосуживающаяся выжать из себя лишнюю каплю чувств вне секса и не понимающая собственную женщину совершенно — может дать Луне все, ничего не давая?

— Ш-ш-ш… — вдруг прошептал Гарри, обнимая ее — и Панси поняла, что еще немного — и он тоже полезет к ней с поцелуями.

Из жалости.

Он ведь не может не чувствовать сейчас, что с ней происходит — и, к тому же, он таки гриффиндорец. А, наверное, ради счастья Лавгуд и Драко — или ради покоя в доме, или ради Мерлин бы знал, чего еще — он способен обогреть даже ее, Панси Паркинсон, огрызок от собственной судьбы, вышвырнутую из небытия сюда, в эту семейку с ее нелогичными и непонятными правилами и порядками. Он способен не просто стоять вот так, рядом, вплавившись в нее, прижимая своим телом к стене, но и целовать ее виски, прикасаться к ней… Такой теплый, такой сумасшедше горячий…

Ему действительно просто — согревать других, поняла вдруг Панси, кусая губы. Он потому и Малфоя с Луной терпит — это ему не сложно. Он слишком горячий, чтобы мерзнуть без них, его хватает на всех, он действительно умеет гореть так, чтобы и светло, и тепло — просто от того, что он рядом. И плевать ему, в какой клубок тут давно все запуталось — или, наоборот, не плевать, но он уже принял решение, за них всех, Мерлин, и что ж она дура-то такая, он же ей вчера прямо сказал — это его семья. Только ему решать, как они все будут жить, только он берет на себя ответственность за их будущее. А это значит, что она должна либо подчиняться, либо уйти — в никуда. Бросить здесь Лавгуд, которую Драко просто рано или поздно доведет до ручки…

Или остаться и кусать губы от бессилия, глядя на них — и не понимая их.

А в перерывах, когда ей покажется, что она снова ошиблась, и снова будет мучиться, ища провал в собственной логике, Гарри даже снизойдет до поцелуя — ему ведь не сложно. Ему просто жаль ее, идиотку Паркинсон, не нужную здесь никому.

Панси медленно набрала в грудь воздуха, выдохнула, убеждаясь, что способна говорить ровно.

— Если тебе не с кем сбросить напряжение, можешь пойти и присоединиться к ним, — холодно сказала она, спокойно отстраняя его руки. — Тронешь меня еще раз, Поттер — убью. Я вам не Лавгуд.

И, не оглядываясь, молча обогнула его и зашагала к лестнице — наверх, в свою спальню.

Луна моргнула и ошеломленно уставилась в непроницаемое лицо Паркинсон.

— А… почему? — не удержалась она от вопроса.

Глаза Панси нехорошо прищурились, будто она услышала сейчас именно то, чего ожидала — но до последнего надеялась этого избежать.

— Потому что от меня будет больше толку, — сквозь зубы отчеканила она. — Грэйнджер — это еще одни неплохие мозги, которые, да будет тебе известно, в данный момент мне совершенно не помешают. Вот только ты ими воспользоваться все равно не способна. Так что — пойду я, и это не обсуждается.