Тупак Юпанки: Я умер, воскрес и умер вновь...

— Но главное, что ты жив, — улыбается Гарри. — Я так испугался за тебя… Я думал, что потерял тебя навсегда. Я чуть всё не испортил там, в хижине. Меня только Рон с Гермионой удержали, чтобы я не выскочил раньше времени. Чёрт… Это было худшее, что я переживал за всю свою жизнь.

Он нервно сглатывает, и я замечаю, как снова увлажняются его глаза. Я протягиваю руку и беру его за ладонь. Всё в порядке, мой хороший, всё в порядке.

Он трясёт головой и опять всхлипывает.

— Северус, — говорит он очень серьёзно, — потерять тебя — это самое страшное, что со мной может случиться. Я понимаю, что это несправедливо по отношению к другим, но это так. Ты — самое ценное, что у меня есть.

Да, Гарри, и ты тоже самое ценное моё сокровище, можешь быть уверен.

Он о чём-то болтает ещё около получаса, не отпуская моей руки. Я понимаю, что ему нужно сейчас быть не здесь. В замке столько дел: одни только похороны погибших чего стоят, не говоря уже о восстановлении замка и общении с прессой. Однако он готов сидеть так возле меня вечно, и уйдёт отсюда только либо со мной, либо, и правда, под Imperio.

Наконец я слышу приглушённые разговоры и приближающиеся шаги. Сперва за ширму робко заглядывает Поппи, чтобы убедиться, что нас не потревожат. Но ничем таким мы тут сейчас не занимаемся, поэтому она смело отодвигает ширму, и за ней появляется высокий мужчина в маггловском белом халате. Вид у него очень серьёзный.

— Профессор Снейп, добрый день.

Он кивает, но не улыбается. Я киваю в ответ. Его голос очень низкий и совсем не подходит к его внешности.

— Меня зовут доктор Калем. Я колдомедик из больницы имени Святого Мунго, специалист по различным отравлениям. Мадам Помфри вызвала меня из-за вас.

Гарри смотрит на него изумлённо, а потом переводит взгляд на меня. Он хмурится и молчаливо требует объяснений. Но я только кидаю на него короткий взгляд и снова киваю Калему.

— Мистер Поттер, не мешайте доктору работать. Я позову вас, когда осмотр закончится, — говорит Поппи.

Гарри сердито смотрит на меня, но я глазами указываю ему на выход и сильнее стискиваю его пальцы. Он делает то же самое в ответ и поднимается с кресла.

— Но я вернусь, — угрожающе сообщает он Поппи и отходит от моей кровати. Его место в кресле занимает Калем. Он кивает Поппи, и та тоже удаляется, оставляя нас наедине. Калем достаёт какие-то записи и начинает листать их с задумчивым видом.

— Я получил образец вашей крови ещё вчера, — произносит он и хмурится. — Я сделал анализы и привёз вам вакцину. Давайте-ка её опробуем.

Он наклоняется ко мне и осторожно снимает с моей шеи повязку. Потом роется в своей сумке и достаёт баночку с мазью. Я прикрываю глаза и чувствую приятный холодок на коже. Для меня сейчас эти ощущения поистине изумительны, потому что рану постоянно жгло. Но от этой мази спадают и жжение, и боль. Я понимаю, что реакция происходит мгновенно.

— Хорошо, — удовлетворённо кивает он. — Можете что-нибудь сказать?

— Я… кхм… я… да… могу, кажется… кхм…

В горле першит, но я, однако, обрёл дар речи. У меня под носом тут же оказывается стакан с водой, и я делаю несколько жадных глотков.

— Отлично, — говорит Калем. — Рана затягивается, как я этого и ожидал. И голос к вам вернулся. А вот на этом хорошие новости заканчиваются.

Я хмурюсь и ловлю его странный взгляд.

— Что такое? — спрашиваю я, стараясь подавить нарастающую панику.

— Рана затянулась, — повторяет он, — но в вашу кровь попало слишком много яда. Впрочем, моя вакцина сейчас нейтрализует его, частично. Но полностью выгнать его из организма она не сможет.

Несколько секунд мы молчим. Я пытаюсь переварить услышанное и строю догадки, одна хуже другой.

— Что это значит?

— Это значит, что ваша кровь отравлена, — всё тем же невозмутимым голосом отвечает Калем. — Отравлена сильным ядом, против которого, увы, нет противоядия. Моя вакцина только помогла вам, но не излечила.

Он выжидающе смотрит на меня и ждёт реакции.

— Вы хотите сказать, что я умру?

— Боюсь, что да.

Опять тишина. Мне не нравится, что приходится вытягивать из него слова.

— Сколько мне осталось?

Он прищуривается, словно просчитывая что-то в уме.

— При таких темпах распространения… думаю, от двух до трёх месяцев.

— А как же вакцина?

Пожимает плечами.

— Она сдерживает распространение. Без неё вы умрёте через две недели.

— Неужели ничего нельзя сделать?

Я стараюсь, чтобы мой голос не дрожал, но скрыть обречённость получается очень плохо.