Лариса Петровичева: Единственно верный

Теперь его ждал Туннель. Андрей не хотел о нем думать, тем более, что до отправки было еще девять часов плюс-минус два, но мысли упорно возвращались к этому удивительному природному феномену, ставшему самым страшным карательным орудием Гармонии. Туннели обнаружили, как это часто и случается, совершенно случайно, в процессе изучения механизмов распада инопланетных минералов. Один из них, карий с далекой-далекой планеты, не имевшей пока даже земного имени, в процессе распада выдавал мощные всплески энергии неизвестного происхождения, которая позволяла переправлять любые объекты на любые расстояния. Первые опыты были неутешительными и немало ученых были отправлены неизвестно куда, однако, по мере совершенствования техники, люди научились подчинять себе этот загадочный минерал. Позднее была создана первая сеть телепортов, которая уничтожила расстояния между колонизированными планетами и объединила обитаемый космос. Для людей телепорт проводился исключительно в защитных костюмах (техника безопасности) — а осужденным их никто и не собирался выдавать, но даже если выбрасываемым из мира на задворки Вселенной везло, и они не умирали во время процедуры — чего, впрочем, никто не мог ни подтвердить, ни опровергнуть — то вернуться домой они не могли: ни одна из планет, определенных под выброс, не имела возвратных пунктов. Вот и все.

Проще было бы убить, думал Андрей, заложив руки за голову и глядя в потолок. Как в старые времена: вывести во двор, поставить перед непременно выщербленной кирпичной стеной и дать одновременный залп из всех возможных орудий. Было бы намного проще — но он же все-таки принадлежал к Гармонии, был ее гражданином, пусть даже и негодяем, а это значило, что государство ни в коем случае не прольет его крови, ибо всегда пропагандировало гуманизм и терпимость. Так что шанс спастись, избежать гибели у Андрея все-таки был — но в процентах вычислять возможность выжить не хотелось, слишком уж были малы эти проценты…

Свет, источаемый стенами, слегка померк — это значило, что наступает ночь… Андрей закрыл глаза, но сон по-прежнему не шел; тогда он махнул рукой на попытки заснуть — все равно оставалось от силы три часа.

Свет вспыхнул настолько ярко, что Андрей зажмурился. Началось…

Створки дверей разошлись в разные стороны, и Андрей увидел прокурора и двух охранников. Смотрели они на него устало и без любопытства: все-таки это было уже девятое дело за сегодняшний день.

— Осужденный Кольцов, на выход.

Андрей послушно поднялся с койки и вышел в коридор.

Дождь лил уже пятый день подряд и казался бесконечным. Невесомые капли падали беспорядочно, порывами, чему немало способствовал ветер. Облака прижимались к земле так низко, что, казалось, влажная пелена неба вот-вот сольется с туманом. Местное Солнце отчаянно пыталось пробиться через эту глухую завесу, но тщетно. Шагая по раскисшей разбитой дороге в неудобных, на одну колодку скроенных сапогах и поминутно поскальзываясь на комьях глины, Андрей думал о том, что живет здесь вот уже десять лет, но никак не может привыкнуть ни к постоянным дождям, ни ко всем прочим не слишком приятным деталям своего после-Туннельного бытия. Толстые высокие деревья с шишковатыми наростами на стволах, росшие вдоль дороги, роняли в лужи узкие темно-красные листья — по Аальхарну шагала бесконечная осень, пока еще многоцветно броская и яркая. Разглядывая дальнюю громаду леса на горизонте, пылающую всеми оттенками алого и оранжевого, Андрей размышлял о том, что почти забыл, какой бывает земная осень, и, вопреки ожиданиям, ему от этого совсем не было грустно.

Позади послышалось шлепанье по грязи, скрип колес, и повеяло крепким табачным духом и лошадиным потом; Андрей обернулся и увидел, что по дороге едет крытая повозка Проша. Сам Прош, в неизменной меховой безрукавке и дырявой шляпе, со столь же неизменным скверным настроением материл свою одноухую колченогую лошадку на чем свет стоит, поминая громы, молнии, сломанное весло и Королеву псов, покровительницу охотников, во всех возможных комбинациях. Однако, узнав Андрея, ругаться он прекратил и даже изобразил на заросшем клочковатой бородой лице то, что, должно быть, считал доброй дружеской улыбкой.

— Здравствуй, Прош, — сказал Андрей и, по здешнему обычаю, скинул с головы капюшон куртки.

— Здорово, коль не шутишь, — ответил Прош, приподняв шляпу. — В деревню, что ль, топаешь?