Я на третьем курсе. Я узнаю, что в мире бывают дементоры. И что они очень интересуются именно мной. К тому времени я уже знаю, что вызываю очень нездоровый интерес у целого скопища отвратительных тварей. Но кошмарные существа, высасывающие у человека душу в инфернальном поцелуе, возвращают мне, как это ни странно, мои самые первые детские воспоминания. Я вижу себя крохотного годовалого дитятю, круглыми глазами глядящего из детской кроватки на страшную фигуру, приближающуюся ко мне и маме. И слышу, как он говорит маме, что она ему совершенно не нужна, а нужен зачем-то я, такой маленький и безмозглый, но она закрывает меня собой и говорит, чтоб он убирался, а потом просто страшно кричит оттого, что он бросает в нее каким-то заклятием, состоящим из двух слов. И направляет на меня палочку и говорит мне те же два слова, но со мной ничего не происходит, все происходит с ним, потому что он вдруг резко сгибается пополам, из его груди и живота начинает бить ослепительный свет - и он исчезает. А потом я понимаю, что в доме стало совсем-совсем тихо: снизу я не слышу папиных шагов, а моя мамочка лежит рядом с моей кроваткой на спине, волосы ее очень красиво рассыпались по ковру, зеленые глаза широко раскрыты, как будто то, что она сейчас видит на потолке, во сто раз важнее меня, маленького и беспомощного, глядящего на нее из-за прутьев кроватки. Я не умею говорить, я могу только плакать, что я и делаю, сначала тихонько, а потом все громче и громче, отчаянно, мне не хватает дыхания, но я никак не могу уняться, потому что от моего плача мама не просыпается и папа не несется сломя голову с первого этажа, чтобы развеселить меня, размахивая перед самым моим носом новой игрушкой. Они меня не слышат, и я ошарашено замолкаю. Поэтому когда внизу раздается звук шагов, я думаю, что сейчас, наконец, придет папа. Раз маме отчего-то не хочется вставать и брать меня на руки. Но в комнату вбегает вовсе не папа, а высокий молодой человек с забранными в хвост черными волосами и в черной глухой мантии (позже я узнаю, что такие мантии носят те, кто называет себя Упивающимися смертью). И ему тоже нет до меня никакого дела! Ему нужна моя мама, потому что вначале он долго зовет ее, а потом прижимает к себе, обнимает и плачет. Плачет и укачивает ее на руках, как маленькую. И у него самого такое лицо…Совершенно пустое, безжизненное, мертвое. Он что-то шепчет, произносит какое-то заклинание или зовет кого-то - и в моей комнате вдруг становится совсем многолюдно, потому что прямо из стены выходит женщина, высокая женщина в черной одежде и с белыми волосами. Она протягивает ему руки и говорит «Пора», он укладывает маму на пол, встает, по его лицу все еще текут слезы, а глаза мертвые-мертвые. Он подходит к этой женщине, она как-то очень приветливо ему улыбается - и оба исчезают.
Я смотрю на это действо во все глаза, даже моргать забываю. И не хнычу. Да я столько народу одновременно в жизни около себя еще не видел! И вдруг слышу тихий вздох, а потом шорох. Мама! Она перестает смотреть в потолок, медленно садится, трогает свой лоб, виски, потом видит меня, улыбается и плачет. Плачет, совсем как маленькая, хотя мне все время говорит, что плакать очень нехорошо, что так делают только маленькие капризные дети. Но тот дядя, который обнимал ее, а потом ушел вместе с женщиной, вышедшей из стены, он тоже плакал. Им почему-то можно? А мама подхватывает меня на руки, крепко-крепко обнимает, целует в макушку, в мои мокрые от слез щеки, в покрасневший носик, целует крохотные ручки, плечики, даже обтянутые ползунками ножки. И в дверях сталкивается с всклокоченным, но безумно счастливым папой.
- Джейми-Джейми, - радостно кричит она, - Посмотри, Гарри жив! Джейми, и мы все живы. А Его нет, он сгинул! Джейми!
Я никогда не обсуждаю с родителями то, что вижу, когда ко мне приближаются дементоры. Потому что им вовсе не обязательно знать, что я случайно подслушал одно из самых страшных воспоминаний в их жизни. И на третьем курсе мне уже почти четырнадцать, и я прекрасно знаю, кто побывал в нашем доме в тот день, то есть знаю, кто был первый из них. А про второго, того, что ушел с таинственной женщиной, я не стану их спрашивать - они все равно не ответят, ну а мне как-то ни к чему. В конце-концов, с перепугу мне просто померещилось, думаю я. К тому же, если и не померещилось, он все равно был Упивающимся.
А вот моего «черного дядю» я вижу хоть не часто, но вполне регулярно. Причем регулярность эта трогательно совпадает с той периодичностью, с которой я влипаю в школьные приключения, которые всякий раз, почему-то сопряжены для меня с риском для жизни.
Читать дальше