Мария Архангельская - Девушка и смерть

Ладно, пора вставать. Я откинула одеяло и поднялась, мышцы ног и живота откликнулись слабой тянущей болью; похоже, вчера я устала сильнее, чем думала. Я потянулась, оделась, заправила постель и встала к подоконнику, чтобы проделать обычный экзерсис.

После первого же движения боль усилилась и не прекращалась всё время, пока я проделывала первое упражнение. Да что это со мной такое? Закусив губу, я заставила себя довести дело до конца, повернулась, опираясь по подоконник вместо станка, и принялась проделывать упражнения другой ногой. Болели не только ноги, но и пресс, и спина, и даже руки, словно я вчера не оттанцевала одну сцену в спектакле, а целый день таскала тяжести по лестнице. Закончить экзерсис удалось с большим трудом, хотя под конец стало немножко полегче. Наконец я плюхнулась на стул, чувствуя себя совершенно измочаленной. Мысль о том, чтобы встать и куда-то пойти, вызывала искреннее отвращение. Чёрт знает что. Неужели я перетрудилась со своими дополнительными занятиями? Если я буду так себя чувствовать после каждого балета, то скоро вообще танцевать не смогу.

Наконец я всё же встала и занялась завтраком, хотя есть особо не хотелось. Но пара бутербродов и чашка кофе меня взбодрили, так что я почувствовала, что, пожалуй, всё же в силах дойти до ближайшей булочной и купить свежего хлеба на сегодня и завтра. Достав зеркало, я распустила заплетённые на ночь в косичку волосы и принялась их расчёсывать. Забавно, многие девушки завидовали тому, что волосы у меня вьются от природы, в то время как я сама предпочла бы, чтоб они были хоть немного попрямее и не напоминали так сильно овечью шерсть.

В дверь постучали, я крикнула «Войдите», и ко мне заглянула Луселия, жившая в соседней комнате.

— Привет, — сказала она. — У тебя спичек не найдётся? А то у меня кончились.

— Найдётся, — я открыла комод и достала коробок. Луселия взяла из него несколько штук, но не ушла, а присела на второй стул.

— Красивая у тебя заколка, — сказала она.

— Это мамина.

— Да, — кивнула Луселия, явно имея ввиду что-то своё. — А ты слышала, что Джина Риас съезжает?

— Куда?

— На отдельную квартиру. Нашла себе покровителя. Везёт же некоторым! — в её голосе слышалась откровенная зависть. — Теперь будет жить, как королева.

Не отвечая, я стала натягивать ботинки.

— Ты куда-то идёшь? — спросила Луселия.

— Да, за хлебом.

— Давай вместе.

Мы неторопливо прогулялись до булочной, болтая о том, о сём, и там расстались. Она пошла дальше по лавкам, я же отправилась обратно. Боль в теле уменьшилась, и я надеялась, что к завтрашнему дню она пройдёт. Что же всё-таки со мной случилось? Вроде нигде меня не продувало, и растяжений я не получала… Чудеса, да и только.

Около крыльца пансиона стояла хозяйка, бурно выяснявшая отношения с молочником. Я вежливо поздоровалась, проходя мимо, но ответом меня не удостоили. Да, девушке, сподобившейся уехать отсюда, можно только позавидовать. Я попыталась представить себе, каково это — иметь покровителя, который везде будет платить за тебя. Но ведь это означает, что придётся сообщать ему обо всех своих тратах. Или он просто будет давать Джине деньги, которые она сможет расходовать по своему усмотрению? Так удобнее, но всё равно зависимость слишком велика. Окажись я в таком положении, и я бы постоянно чувствовала неуверенность в завтрашнем дне, не говоря уж о том, что, продавая себя, лишаешься свободы поступать, как сочтёшь нужным. Но, может, у них любовь, и он не ставит Джине условий? Так значит, начнёт ставить потом. Быть может, я и похожа на ту лису, что сетовала на незрелость винограда, но сама я, по зрелом размышлении, на такое бы не согласилась.

С Луселией я встретилась на следующий день. День был особенным — состоялась генеральная репетиция «Рождественской сказки», и прошла вполне удовлетворительно. Не без накладок, конечно, но накладки во время прогона — вещь почти неизбежная. Более того, среди персонала нашей Оперы бытует поверье, что если генеральная прошла без сучка, без задоринки, то премьера, скорее всего, провалится.

С Луселией мы были соседками не только по комнате, но и по столу в гримёрной, поэтому, переодеваясь и разгримировываясь, я постоянно слышала её щебетание, обращённое, правда, по большей части не ко мне. Я причесалась и принялась закалывать волосы, когда Луселия снова обратила на меня внимание.

— Да у тебя их две! — сказала она, глядя на мои заколки.

— Да, парные.

— Слушай, отдай одну мне, а?