Мария Архангельская - Девушка и смерть

Делать нечего, пришлось выходить и показывать на глазах у остальных девушек. Синьора Вийера отпустила несколько ядовитых замечаний, кто-то весьма выразительно фыркнул у меня за спиной. Наконец экзекуция закончилась.

— Старая ведьма, — прошипела Бьянка, выходя из класса.

— В чём-то она права.

— Ну да, конечно. Посвяти всю жизнь балету, и станешь великой и знаменитой. Да кому интересно, как мы танцуем? Та же Мачадо — прима, потому что спит с герцогом ди Соуза.

— Не скажи. Она действительно прекрасно танцует.

— Ты можешь танцевать хоть гениально, но если у тебя нет протекции, так и останешься в массовке.

— Значит, осталось обзавестись протекцией. Вот влюбится в нас какой-нибудь герцог… — я улыбнулась.

— Как же, жди, — фыркнула Бьянка. Помолчала и мечтательно добавила: — А вообще-то, неплохо бы. Дом, карета, драгоценности, куча денег…

— До тех пор, пока ты ему не надоешь. Нет уж, слуга покорная.

— Что, не хочешь много денег?

— Смотря, как считать. Миллион в год не хочу. И даже десять тысяч не хочу. А вот тысячу-другую, чтобы снять нормальную квартиру, немножко приодеться, летом пожить за городом… Вот от этого я бы не отказалась.

— Какие-то у тебя скромные мечты.

— Уж какие есть. Дай мне кучу денег, и я не буду знать, что с ними делать. Но это даже и не мечты. Так, рассуждения на тему.

— Но о чём-нибудь ты мечтаешь?

— О реальном. О том, что может осуществиться.

— Например?

— Например, я уже несколько дней мечтаю съесть сладкий апельсин. Люблю апельсины.

— Так за чем дело стало, возьми да купи.

— Денег нет. У меня сейчас всё до последнего гроша расписано, я в начале месяца потратила больше, чем рассчитывала. Вот выдадут нам жалованье в следующем месяце, куплю.

Вечером, за час до спектакля, я, как и положено, была в нашей гримёрной. Переодевшись, я села на своё место за длинным столом с зеркалами, сама свернула волосы в узел на затылке и, не дожидаясь сбивающейся с ног гримёрши, принялась краситься. Я вообще предпочитала всё делать сама, прибегая к чужой помощи только тогда, когда без неё нельзя было обойтись. В «Вакханалии» же я выступала не в первый раз, так что уже успела изучить и причёску, и грим. За соседним столом девушки обсуждали чей-то скоропалительный брак, я прислушалась и, не глядя, сунула руку в ящик стола. Пальцы наткнулись на что-то упругое и прохладное, я опустила глаза и увидела лежащий в углу ящика, прямо на коробке с пудрой, большой оранжевый апельсин.

Здравствуйте, пожалуйста! Откуда он здесь взялся? Сама я его туда не клала, это я помнила совершенно точно. Но не сам же по себе он тут возник. Забыл кто-то другой? Но ящики у нас индивидуальные, хоть и не запираются. Я заглянула поглубже внутрь, но никаких следов того, что кто-то перепутал мой ящик со своим, не было. О моей же апельсиновой мечте не знал никто, кроме Бьянки.

— Бьянка, — окликнула я подругу, — это не твой апельсин?

— Нет, не мой.

— Странно. Представляешь, нашла в ящике стола, — я подняла фрукт повыше и громко спросила: — Девочки, чей апельсин?

Владелец не нашёлся. На меня оглянулись, пожали плечами и вновь вернулись к прерванным делам.

— Похоже, ничей, — растерянно сказала я.

— Ну и съешь его, — посоветовала Бьянка. — Тебе же вроде как хотелось?

Я ещё немного повертела в руках ярко-оранжевый шар и вонзила ноготь в плотную кожицу.

Проснувшись на следующее утро, я довольно долго лежала, не торопясь вставать и ловя последние обрывки сна. Сегодня был мой законный выходной, а потому я могла никуда не торопиться и всласть поваляться в постели. Но счастливой я чувствовала себя не поэтому. Мне приснился чудесный сон, и единственное, что немного омрачало моё счастье, было сожаление о том, что он уже закончился.

Мне снился танец. Танец, по сравнению с которым то, что исполняла Марсела Мачадо, казалось лишь жалким подражанием настоящему искусству. Я кружилась, как подхваченный бурей листок, но я управляла этим полётом, полностью контролируя каждое своё движение и чувствуя искреннее наслаждение от того, как ловко и послушно моё тело. Я не знала, кто сочинил музыку, которую я слышала во сне, кто придумал движения, которые я исполняла, но они были прекрасны. Пытаясь вспомнить, где я была во сне, и не было ли там кого-то ещё, я поняла, что не видела и не слышала ничего вокруг. Даже если там что-то и было. Танец заполнил всё, танец и музыка, страстный огонь и чёткий ритм, которые я пыталась выразить в движении, не знаю, удачно или нет…