Ольга Онойко - Север Москвы

Я подняла брови.

— А как ты отличаешь — пацан или девка?

Миша почесал в затылке:

— Не знаю. Они как-то сами говорят.

Вслед за ним и я призадумалась. Я поймала себя на том, что всегда считала Астру женщиной, просто потому, что она — Астра. А вот дом Валентины Петровны мне показался мужчиной. Верней, дедушкой. Интересно. А вдруг все наоборот? Дом в Веденино — бабушка, а Астра — хозяйственный и властный мужик.

— …а я говорю ему: «Ты чё, Мурзик? Ты рамсы попутал, Мурзик!» — смеясь, продолжал Миша. — Ничего! Нормально доехали.

Доехали мы нормально. Разве что слишком быстро. Я только начала собираться с духом, а Лапа уже тормозила. Остановившись, она подала замысловатый сигнал — словно пропела что-то. За окнами было темно, хоть глаз выколи. Свет в вагоне тоже стал угасать. Миша снова включил фонарик.

— Она нас подождет, — уверенно сказал он. — Ей очень интересно, что мы расскажем.

Я помолчала.

— А ты собираешься со мной?

Миша отвел полу своей куртки и посветил фонариком на дубинку.

— Что неясно? — самодовольно бросил он.

Я улыбнулась.

Эскалатора здесь не было, но были длинные подземные коридоры. Они сплошь заросли пластиковыми джунглями. Пробраться через них оказалось намного сложнее, чем спуститься по длинному эскалатору Боровицкой. Несколько раз мы останавливались, подолгу распутывали скрученные плети, протискивались сквозь резиновую упругую сеть. Миша объяснял, что рубить живой пластик, как в кино с мачете прорубаются через джунгли, ни в коем случае нельзя. Это самый верный способ получить от метро жесточайшего пинка.

— Уж наверно, — поддакнула я. — Если оно ими чувствует, ему же наверняка больно.

— Один мужик, — сообщил Миша, — бензином их облил и поджег. Выплавил проход и поперся прямо внутрь.

— Завалило?

— В кашу размололо.

Мы дружно согласились, что нельзя быть таким идиотом, и что это премия Дарвина. Потом Миша выпрямился, разминая спину, тряхнул головой и сказал:

— Слушай! А ведь мы же сейчас эльфийскую страну увидим.

У него горели глаза.

Я вздохнула.

— Миша, эти эльфы — совсем не эльфы. Их просто так называют. Потому что длинные и бледные. И… по некоторым другим причинам. И я очень надеюсь, что никаких эльфов мы не увидим.

— Фу, какая ты неромантичная.

— Что есть, то есть.

Миша шагнул ко мне и взял меня за плечо. Лицо его светилось. Рука была крепкой и горячей.

— Ну, хватит бояться, — сказал он. — Я же с тобой.

— Я думаю, их вообще зря так боятся, — со знанием дела говорил он, пока мы выбирались на свет. — Метро вот тоже боятся до усрачки. А чего его бояться? Ты его только топором не руби и бензином не обливай, оно тебя не тронет. Я думаю, что какой-нибудь идиот какого-нибудь эльфа успел прикончить со страху. Вот они и озверели.

Мне очень хотелось ответить что-нибудь язвительное, но не хотелось ссориться с Мишей. В конце концов, он шел вместе со мной и собирался меня защищать. Мог бы и не ходить.

Он так меня заболтал, что я потеряла концентрацию. Вокруг постепенно становилось светлее. Мне казалось, впереди еще несколько метров сплошных зарослей. Вдруг Миша подпрыгнул на месте и бегом метнулся в облако золотистого сияния, выкрикнув: «Йи-ха!» Я напряглась.

Но это были не эльфы, а просто солнце. Тучи разошлись, пока мы ехали. Или, может, эльфы приказали небу над анклавом оставаться чистым. Осеннее солнце озаряло полузатопленную улицу с разбитым асфальтом, перерожденные дома и аномальный эльфийский лес. Ветер свистел меж колоссальных стволов. Деревья были очень стройными для своего роста и росли с ровным интервалом, как в лесополосах. Если смотреть понизу, то их ряды еще выглядели, как подобало, могучими колоннадами. Но стоило поднять взгляд, и они становились похожи на струны арфы. Стометровой арфы.

Может, Миша и не был так уж неправ. Эльфийская страна…

Потом я подумала, что если нам в самом деле придется спасаться от эльфов в метро, это будет непросто. Джунгли-реснички слишком густые. Успеем ли мы забраться в них достаточно глубоко, чтобы нас не достали?

За пределами анклава здания перерождались кто во что горазд и предпочитали что повычурнее. Эльфы, вероятно, не одобряли такого поведения. Здесь дома были похожи друг на друга. Как и деревья, они вытянулись к небу. Железобетон превратился в странный полупрозрачный камень, похожий на камень сводов Боровицкой. Там, где на него падали солнечные лучи, он словно сгущался, из белого становился золотистым, а кое-где — цвета топленого молока. Казалось, что дома, как аккумуляторы, собирают тепловую энергию. Почти наверняка так и было.