Дмитрий Гаврилов - Солнце, Воздух и Вода

Сигарета, названная в честь английских герцогов, тихо дымила.

Клиент надоел до смерти, но Илья терпеливо поддакивал старикашке, внушая от фразы к фразе мысль о неизбежности переезда.

— Побойся бога, сынок! Я ж в Москве, почитай, осьмой десяток доживаю. Куды ж мне теперь? Дал бы помереть спокойно, а там…

— Отец! Ну, что ты заладил. Москва, да Москва. Темень, вонь, грязь, теснота… А будет у тебя отдельная квартира.

— В тесноте, сынок, да не в обиде, — прошамкал старик и смахнул слезу.

— Ну, батя. Ты чё? Мы ж свои, русские люди. Договоримся. Кури! — он протянул своё «Мальборо».

— Это я от ветра, — поправился дед и вытащил «Памир», разломил сигаретку, раскрошив содержимое дрожащими пальцами — вторую половинку сунул обратно.

— А там солнце тебе, понимаешь! Воздух там! Вода, понимаешь ли… А, бать? Водохранилище там огромадное. Квартирку на первом этаже справили, чтоб значит не подыматься высоко. Ты ж с коммуналки-то полдня спускаешься, а потом ещё полдня карабкаешься на свой восьмой.

— Заботишься, выходит, — горько молвил старик.

На столе загудел телефон.

— Погодь, отец! — Илья потянулся к аппарату обратно через стол… — Риэлтерская компания «Велес». Слушаю вас!

— Биб-биб-биб, — раздалось в ответ.

Илья глянул на часы, там высветилось пятнадцать:

— Чтоб их шут разэдакий взял! Техника на грани фантастики! Так, на чём это мы остановились, — он затянулся сигаретой, пустил вниз дым, погонял его рукой. — И соседи согласные — им квартиры не лучше твоей… то есть, не хуже твоей дали. А ты говоришь — «не в обиде». Всё поровну. Всё справедливо.

В кармане затренькал сотовый. Илья похлопал клиента по морщинистой в синих прожилках руке, мол, всё образуется. Тот неловко отвёл ладонь и сунул в китель, на котором позвякивали ордена.

Сотовый тренькал. Илья поднялся, отошёл в угол и взялся за трубку.

— Да, почти Ленинский проспект! Конечно, престижный! О чем рэч, дарагой! Сто десять квадратных — общая площадь, кухня — семнадцать метров… всё, как обещали, будет евроремонт. А, что? … Ну, полторы-две штуки баксов… А всех уже выселили, один-то и остался. Нет! Всё будет в ажуре!

Илья круто развернулся к деду, он шёл, чуть ли не приплясывая.

— Ладно! Хочешь ты, али не хочешь — мы тебя выселим. Добром не хош — так будет поплохому. Последний раз предлагаю…

— Старуха у меня. Тяжко ей будет на Даниловское-то ездить к сыночку, за могилкой ухаживать. До одной Москвы цельный час в поезде, а ещё по городу.

— Машины, конечно, не дадим. Вот цветной телевизор — это да, — ухмыльнулся Илья, выпроваживая клиента

— Старуха у меня, шут тебя забери… — обернулся тот на пороге, и гордость последний раз вспыхнула в очах ветерана, вспыхнула и погасла, — А, все вы одним миром мазаны! — и махнул рукой напоследок.

— А у меня, дед, большие деньги стынут, — возразил Илья, — Короче, думай — не думай, а завтра поможем тебе переехать. Не забудь свечку Николе Чудотворцу поставить — авось, поможет! — добавил он, злорадно усмехаясь.

— Только и остаётся, — едва различимо прошептал старик.

Илья глотнул уже остывший кофе и застучал по клавиатуре. Дверь тихонько скрипнула.

— Алла! Ну, сколько раз…

Секретарша, длинноногая, в мини-юбке, едва сходившейся на крутых бёдрах, стояла в проеме, прислонившись к стене.

— Илья, тут ещё один трудный, — она завела глаза. — Только никак не пойму, что за хата. В базе данных не значится.

— Пусть займётся Павел?

— Он поехал тачку смотреть.

— Тогда Иосифу передай.

— Он на оформлении, ты же знаешь. Остальные тоже там, страхуют.

— Да! «Что-то с памятью моей стало…» — привязалась песенка, — «Всё, что было не со мной…» Ладно, давай его сюда. Учитесь, пока я жив.

Алла прикрыла дверь, но неплотно, уже скоро Илья расслышал: «Генеральный директор вас сейчас примет».

— Вежливость, — орудие риэлтера! — поднял он к небу палец, — Солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья! Вот ведь на пионерское-то как потянуло…

В нос шибанул едкий запах мускуса, так вонял, наверное, кабан, что они с друзьями завалили на охоте давеча.

Клиент был не то чтобы стар, хотя на широченную грудь его лопатой легла седая бородища, на бледном как смерть лице вошедшего не угадывалось ни единой морщинки. Какой-то дурацкий старомодный тулуп, валенки. И росту был мужик неимоверного. Что всего смешнее — толстая палка — клюка самопальная.