Дмитрий Гаврилов: Отметина Сатаны, или Зов Мастера — 2

— А сценарий-то, сценарий какой дешёвенький! Плагиат, да и только! — выразил своё возмущение Станислав, пряча совершенно ненужные теперь очки в карман.

— Нет, чтобы своё придумать, они все Булгакова переиначивают, — поддакивал Павел коллеге, шагая по пустынным коридорам вслед за стражником. — Вон, давеча, пляски голышом на Сухаревке устроили, они думают, чем голее — тем ему приятнее, автору, на том свете живётся.

— Глянь, Паш! А студия вроде не наша. У нас никогда таких классных декораций не было — неужто спонсор объявился? — удивился Станислав, шагавший следом.

Стражник завёл друзей ещё в одну келью, окон тут вовсе не было, киношников да осветителей тоже не видать. Зато у стены стоял крепкий широкий стол, по которому в ужасном беспорядке были раскиданы свитки, гусиные перья… Но не это самое главное. По ту сторону стола сидел плотненький, упитанный человечек с оплывшим — надо думать, от постоянного поста — лицом. Там угадывался и второй, и третий подбородок. Человек сосредоточенно водил пером по бумаге, изредка макая его в массивную бронзовую чернильницу.

Павел оглянулся, его волнение передалось и Станиславу — он тоже оглянулся, стражник, таких пишут «в эпизодах», давно ушел. За ними была совершенно голая, но узнаваемая стена, чистая, как простыня невинной девочки.

— Чем я могу помочь, братья мои? — спросил человек, отрываясь от письма.

Он встал и обогнул стол, качнув его округлостями тела. Ноги незнакомца исчезали под рясой, и хотя Павел был ещё твёрдо убеждён, что там кроссовки «Три полоски», на худой конец ботинки, Стас его уверенности уже не разделял. Он узнал лицо, памятное по гравюре из школьного учебника. То и в самом деле был Мартин Лютер, «княжеский холоп».

— Чудны дела твои, Господи!? — молвил человек в рясе, оглядывая не по-людски одетых посетителей.

— Грим! — мелькнула спасительная мысль.

— Ошибаетесь, Станислав Олегович! В первый раз не угадали! — холодно заметил кто-то.

Из угла к ним шагнула высокая, худая чёрная фигура.

— Пригнись! — крикнул Павел.

Рука Лютера лихорадочно шарила по столу…