Рэй Карсон - Книга шипов и огня

— Они ведь вообще не знают обо мне?

Он качает головой.

— Нет. Они не знают, что я привезу с собой жену.

Дорога выравнивается, и наш путь становится более комфортным. Воздух наполнен жаром, но легче ощущается на коже из-за постоянного легкого ветерка. Размытые, коричневатые пятна портят горизонт. Песчаные бури, объясняет мне лорд Гектор, когда замечает, что я смотрю на него. Во время сезона ураганов ветер дует вглубь материка от океана, и образующаяся песчаная буря так сильна, что может содрать кожу человека до костей. Я рада, что мы поедем на запад, к морю, оставляя дюны далеко-далеко.

Я скучаю по Химене. Может быть, не стоило спрашивать о человеке, которого она убила. Теперь я чувствую нечто между нами, нечто огромное, неосязаемое и невысказанное. Она, как всегда, каждое утро помогает мне одеваться и заплетает волосы и каждую ночь взбивает мои гофрированные юбки. Но ее прикосновения резкие, а взгляд грустен и далек. Или, может быть, я себе это воображаю.

Аньяхи чувствует себя все хуже. Лорд Гектор подозревает, что она подхватила какую-то тропическую лихорадку, хотя никто, кроме нее, не заболел. Ее кожа, раньше темная, как у меня, стала пепельно-серой. Когда она дремлет, ее сон лихорадочен и беспокоен. Что-то пугает ее. Она часто выкрикивает мое имя, паникует, и мне приходится хватать ее липкие руки и шептать ей на ухо, пока она не успокоится. Когда она просыпается, она твердит, что не помнит ничего из своих снов, но я уверена, что это не так.

Мы в двух днях пути от Бризадульче, а у нас в карете стоит запах гниющей плоти. Я не врач, и несмотря на мое королевское воспитание, я совсем не сведуща в целительстве. Тем не менее, я не знаю лихорадки, которая могла бы вызвать такое зловоние.

Я отвожу Химену в сторону во время очередной остановки для перекуса орешками и сушеными дольками манго.

— Это не тропическая лихорадка, Химена. И не сломанная нога. Почему она…

Химена смотрит на мою руку. Я понимаю, что сжимаю ее слишком сильно, мои пальцы глубоко вонзились в ее плоть.

Я расстроенно убираю руку, но вдруг замечаю слезы в глазах Химены.

— Что это, Химена? Ты что-то недоговариваешь.

Нянюшка кивает и сглатывает слезы.

— Аньяхи ранена куда сильнее, чем мы думали. И она ничего не сказала нам. Ничего.

Ее дрожащий шепот и страх лжи камнем ложатся у меня на груди. Я никогда не видела, как Химена плачет.

— Ты имеешь в виду, сильнее, чем просто сломанная нога?

— Это другая нога. Там рана. Над лодыжкой. Когда мы вытаскивали ее…

Рана. Это просто рана. Ведь ничего страшного?

Химена продолжает говорить, а я почти ничего не слышу из-за шума в ушах. Что-то там об инфекции и о том, что слишком поздно ампутировать ногу.

Я мчусь обратно к карете. Аньяхи лежит, распластавшись по скамейке. Она стонет от лихорадки даже во сне. Я хватаю ее за ногу, ту, которая не сломана. Скрытые под юбкой, тряпки вокруг ее лодыжки влажные и коричневатые, будто в пятнах от чая. Когда я их разворачиваю, запах становится совсем невыносимым. Пахнет так, будто рыба полежала долго под солнцем, но слаще, словно гнилые фрукты. Аньяхи начинает метаться, когда я открываю ее рану.

Я содрогаюсь и прикладываю руку ко рту. Сиреневая и зеленая каша вместо кожи. Что-то черное и вязкое сочится из раны, кожа по краям жутко облезает.

Это мы виноваты во всем — я и Химена; мы сделали это, когда вытаскивали ее из-под кареты.

Есть только одна вещь, которую я могу сделать. Я падаю на скамью напротив моей фрейлины. Когда я закрываю глаза, Божественный камень начинает посылать теплые импульсы.

Я избранная Богом. Он непременно услышит мои молитвы.

На следующее утро Аньяхи пробуждается от температуры. Мое сердце стучит с надеждой. Всю ночь камень в моем пупке излучал спокойствие, означающее, что он услышал меня. Я уверена, что Аньяхи исцелится.

Целую минуту она пытается сосредоточиться. Увидев меня, она улыбается.

— Элиза, — шепчет она. Ее карие глаза светятся спокойствием.

Я глажу ее по лбу.

— Надо было сказать нам, Аньяхи. Ты должна была…

— Послушай меня.

Моя рука замирает на полпути.

— Элиза, у тебя прекрасная судьба.

Несмотря на ее мягкий голос, в нем есть что-то жесткое. Карета гремит, мои пальцы покалывает.

Она хватает меня за руку и сжимает.

— Ты не должна терять свою веру, дитя. Несмотря ни на что. Не сомневайся в Боге или в его выборе. Он знает бесконечно больше, чем мы можем себе представить.

Я качаю головой. Что-то не так. Она никогда раньше так не говорила со мной. Я открываю рот, чтобы сказать ей, что все будет в порядке, что я молилась за нее…