Рэй Карсон - Книга шипов и огня

Я издаю всхлип облегчения, вспоминая.

— Да, точно. Я сделала это.

— Этот твой амулет послал волну света или тепла, которая прошла по всему городу. В Бризадульче разбито каждое окно и все до одного зеркала. И потом анимаги просто… состарились у нас на глазах. Это была самая странная вещь из всех, что я видела! Говорят, то же стряслось с двумя оставшимися на поле боя.

Это трудно осознать. Анимаги мертвы. Слезы набухают в уголках моих глаз. Я привычно кладу пальцы на Божественный камень и посылаю Богу благодарную молитву. Камень отвечает мягким теплом.

— Мой Божественный камень! — восклицаю я. — Он живой!

— Да. Полагаю, Господь еще не закончил с тобой. — Не уверена, что я разделяю тот восторг, который слышен в ее голосе. От мысли о том, что Господу может снова понадобиться мой камень, мне становится плохо.

— Боюсь, твой амулет чувствует себя не очень хорошо, — говорит она. — Когда он упал с твоего тела, он почернел и треснул.

— Что с армией Инвьернов?

— Лорд Гектор и генерал обратили их в бегство. — Химена гладит мои волосы. — Он сказал, армия и так была деморализована твоим Мальфицио и распадалась. Без анимагов Инвьерны не могут поддерживать боевой фронт.

— А южные владения?

— Инвьерны и там отступают. Твоя волна докатилась до южного берега. Но… — Ее ладонь замирает, она глубоко вздыхает. — Есть еще кое-что.

Я резко сажусь прямо. Я вспоминаю, как слышала крики, ощущала запах горелой плоти.

— Что? Что-то с Марой? Или с Косме? У тебя новости от нее?

Ее брови печально опускаются.

— Мара и Косме в порядке. Мара отдыхает, пока заживают ее ожоги.

— Тогда…?

— Папа болеет, — говорит Розарио.

Алехандро. Я вскакиваю на ноги, Химена дает мне платье со спинки кровати.

— Болеет? — тихо спрашиваю я ее, сердце тяжело бьется от ужаса. Он спас мне жизнь. Как я спасла его несколько месяцев назад. Он убил анимага кинжалом, и за это они сожгли его.

— Тяжело ранен, — шепотом отвечает она. Все в ее лице выражает серьезность его повреждений.

— Я скоро вернусь.

Мои кости болят, пока я хромаю к двери, соединяющей наши покои. Я делаю паузу, чтобы отдышаться и успокоиться. На мой нерешительный стук дверь тотчас распахивает капитан Лючио.

— Ваше величество, — кланяется он.

— Как он?

Кулаком он растирает усталые глаза.

— Анимаг сурово его пожег, и еще осколки разбившегося окна поранили его. Кровотечение остановилось, но он очень слаб и…

Я проскальзываю мимо него, вспоминая, как разлетелось окно. Сколько еще жителей Бризадульче оказались в неудачном месте, когда ударила моя волна? Сколько еще умерли?

Алехандро лежит на спине. Половина его красивого лица, включая рот, запеленута бинтами. Остальное тело спрятано под простынями, что меня радует, потому что я бы не выдержала вида его ран. Его незабинтованный глаз щурится, когда видит меня.

— Элиза, — его приглушенный голос полон боли.

Я наклоняюсь к нему и целую в лоб.

— Алехандро, прости меня, мне так жаль.

Шумный вздох просачивается сквозь бинты.

— Не надо. Это был мой выбор.

Я глажу его бровь, запускаю пальцы в его волосы, как я часто себе представляла.

— Что ты имеешь в виду?

Он тянется к моим ласкам.

— Анимаг, что держал меня, отвлекся, — он еще раз тяжело вздыхает. — У меня не было времени размышлять. Ты была важнее.

В этот миг я чувствую к нему больше нежности, чем когда-либо.

— Ты — герой, — убежденно говорю я. — Спасибо тебе.

Он закрывает глаза, его лицо расслабляется. Я уже готова уходить, как вдруг он говорит:

— Элиза, мы ведь стали друзьями, так?

Я не уверена, но мне бы этого хотелось, так что я отвечаю ему:

— Разумеется. Точно так, как ты сказал в нашу брачную ночь.

— Хорошо. — Он вздыхает. И потом: — Аринья мертва?

— Я не знаю. Думаю, что да.

— Я любил ее.

Печаль искажает его лицо, а потом он как будто растворяется в себе. Я чувствую странное отдаление, когда он говорит:

— Позаботься о Розарио.

— Ты сам сможешь это сделать.

— Пообещай мне. Он тебя любит.

Мне следует отказать ему, чтобы вдохновить его бороться. Я должна сказать что-то, что бы дало ему надежду. А может, я должна быть честной.

— Обещаю.

— Элиза? Я мог бы полюбить тебя, если бы у нас было больше времени.

В последние моменты ясности Алехандро созывает к своей постели меня, отца Никандро и генерала Луз-Мануэля. Дрожащей рукой он подписывает эдикт, провозглашающий меня его наследницей и королевой-регентшей Джойи Д'Арены до тех пор, пока его сын не достигнет совершеннолетия.