Генри Олди - Сборник Чистая фэнтези

Мода на платки возникла в столице год назад. Начало ей положил заезжий нобилит – щеголь, знаток поэзии и записной дуэлянт Раймонд д’Эстанор. Нет, в Реттии и раньше не пренебрегали этим предметом туалета! Но лишь после д’Эстанора стали носить при себе не один, а целую коллекцию платков. За поясом, в карманах, за обшлагами рукавов; с кружевами и без, льняные и батистовые. Позже, когда мода получила широкое распространение, платки стали повязывать еще и на шею.

Франты спорили, что красивей: «узел висельника» или «мертвый узел»? Офицеры-кавалеристы с пеной у рта доказывали, что правильно завязанный платок защищает шею от сабельного удара.

Кое-кто верил.

Однако староста Ясных Заусенцев, поселка строгалей, ничего не знал о причудах столичных модников. Да и то сказать: платок в поселке имелся у него одного, чем он заслуженно гордился.

– С ходу не определишь, – Мускулюс счел выдержанную паузу достаточной. – Проклятие, сударь, штука тонкая. Опутает паутинкой, а на поверку-то паутинка крепче стали! Не кто-нибудь, сам Нихон клал. Великий Нихон!

Тяжкие вздохи строгалей послужили красноречивым ответом. Вокруг собралось человек двадцать. Стояли как бы поодаль, в разговор не встревали, но ловили каждое слово. Казалось, у яснозаусенцев вот-вот отрастут стоячие волчьи уши – чтобы лучше слышать.

«Среди бела дня от работы отлынивают? – вяло удивился малефик. – Не похоже на деревенских. Да еще в начале осени! Сельчане в такую пору головы поднять не успевают…»

– Исследовать надо, – подвел он итог. – За тем и приехал: глазить. В смысле, глазеть. Астрал просвищу, мана-фактурку пощупаю. Тонкие возмущения, то да се… Но первым делом – опрос свидетелей.

Староста охнул от изумления.

– Свидетели? Какие такие свидетели?! Померли все давно. Проклятью сто лет в обед… В смысле, до завтрего цельный век сравняется.

– Юбилей, значит, – усмехнулся высокий гость.

– Убилей, ага. Где ж я вам свидетелей… Или подымать станете?

– Подъем усопших – не мой профиль. Я малефик, а не некрот, – сухо уведомил Мускулюс. – Зато проклятия – как раз по моей части. Потомки свидетелей в деревне есть? Ну, внуки там, правнуки?

– Ясен заусенец, есть…

Староста вдруг начал мямлить, сделавшись подозрительно косноязычен. Глазки его, похожие на недозрелые ягоды крыжовника, забегали с беспокойством.

– Дык какого ж рожна они вам расскажут? Внуки эти?! Все быльем поросло! Где правда, где байки – не разберешь…

– Ничего, разберусь! – заверил Мускулюс. – Или вы хотите, чтоб я вызвал сюда свою дражайшую супругу? И она восстановила против себя полкладбища, дабы получить показания из первых уст? Моя Номочка это может. Запросто!

– Дражайшую не надо, – попросили из толпы.

– Мы уж сами…

– Как отцу родному!

– Эй, Юрась! Чего рожу воротишь?

– Твой пращур аккурат его привечал, колдуняку!

– Думал чужой бородой медку загрести?

– Идемте, сударь малефик, – Юрась Ложечник, староста Ясных Заусенцев, сдернул картуз, скомкал его в кулаке и погрозил предателям-землякам: ужо я вас, сволочей языкатых! – Отобедаем, а там и допрос учиним на сытое брюхо. Ох, Ползучая Благодать, спаси-сохрани! Люди верно гутарят: с моего прапрадеда беда началась. Тоже Юрасем звали, шалопая. В смысле, это меня – тоже… Стал быть, моей личности и ответ первой держать. Пошли, вон она, хата, – недалече…

Малефик улыбнулся.

– Я и не сомневался в вашем содействии, сударь.

Он бы никогда в жизни не узнал, что есть такой поселок. Но бывают люди, которым нельзя отказать. Называются эти люди – начальство. А оно, начальство, уж такое непосредственное…

– Заходи, дружок! Присаживайся. Обожди минутку, я сейчас…

В столице давно перевелись самоуверенные болваны, которые могли бы купиться на добродушно-ласковый тон Серафима Нексуса, лейб-малефактора Реттии. Еще бы они не перевелись! Начни вести себя с приветливым старичком запанибрата, устрой интрижку за его согбенной, дряхлой спиной – сам не заметишь, как пойдешь гулять ногами вперед.

Андреа Мускулюс к самоуверенным болванам не относился. Перед главным вредителем королевства он до сих пор испытывал благоговейный трепет. Даже зная, что старец к нему благоволит, – трепетал. Поэтому он тихо присел в «гостевое» кресло и затаил дыхание – дабы, упаси Нижняя Мама, не потревожить занятого важным делом Серафима.

Кресло делали лейб-малефактору на заказ. От ножек до спинки волхвы-краснодеревщики напичкали мебель уймой магомеханических устройств. При малейшей угрозе в адрес хозяина дома посетитель был бы в мгновение ока обездвижен – или умерщвлен дюжиной изящных способов. Остаться стоять? – но это означало бы проявить недоверие и тем оскорбить чувствительного старца. Уж лучше мы в креслице потоскуем, от нас не убудет.