Олег Северюхин - Квази-мо

Помимо огромной паутины, каждый паучок плетет свою паутину. Управленец разрывает паутинные связи и обеспечивает рациональность расстановки специалистов, безжалостно избавляясь от балласта, поставленного на синекуры.

Лед тронулся только тогда, когда мне позвонили из управления внутренних дел и любезно попросили прийти к ним в удобное для меня время для выяснения некоторых вопросов.

— Алексей Алексеевич, — говорил приятный голос, — извините, что беспокоим вас во время отдыха, но мы никак не могли найти вас раньше. Только сейчас случайно узнали, что вы живете в гостинице. Не будете ли так любезны, сообщить нам, в какое время вы сможете зайти к начальнику отдела по взаимодействию с административными органами для выяснения некоторых вопросов.

Я человек отпускной и назвал время одиннадцать часов следующего дня.

На следующий день я сидел в кабинете любезного подполковника милиции и пил вместе с ним чай с лимоном.

— Может, бутербродик с сервелатом? — осведомился хозяин кабинета.

— Спасибо, я не так давно позавтракал, — вежливо отказался я.

До чего же приятно, когда в правоохранительных органах тебя встречают как человека. Работа у них собачья, немного поработаешь и сам собачиться начинаешь. Да ведь только работник дело должен ставить так, что не он собачится, а призывает к порядку тех, кто начинает собачиться. Знаю, что трудно, но это так. Это как учитель, который использует политику кнута и пряника, чтобы учить маленького человека своему предмету, а так же научить быть человеком. И в зависимости от размера человека должны выбираться размеры кнута и пряника. Иногда пряником печатным можно так припечатать по голове ничего не понимающего человека, что он сразу все поймет и будет еще оправдываться, а чего раньше так прямо и не сказали, а то все намеками да намеками…

— Алексей Алексеевич, будьте так любезны рассказать, как выглядели работники пожарной инспекции и Потребнадзора, когда производили проверку помещений в снимаемой вами квартире? — спросил меня подполковник.

— Нормально выглядели, господин подполковник, — сказал я, — очень даже бодро, энергично, можно сказать.

— Если не трудно, то называйте меня просто Павел Иванович, — попросил подполковник, — а грубостей в отношении вас они не допускали?

— Да нет, грубостей я не отметил, Павел Иванович, — сказал я, — разве что принципиальность профессиональная, но она у каждого должна быть.

— А вы про них ничего плохого не подумали? — спросил подполковник.

— А вы поставьте себя на мое место, — улыбнулся я, — к вам домой придет сотрудник пожарной охраны или Потребнадзора, скажет, что у вас все плохо и что он вашу квартиру опечатывает до устранения всех недостатков, но в квартиру вы не имеете права заходить, потому что она будет опечатана.

— А вы не вспомните, какими именно словами вы их материли? — оживился Павел Иванович.

— Это еще зачем? — удивился я. — Чтобы записать эти слова, задокументировать, так сказать, мои мысли и привлечь к ответственности за оскорбление сотрудников государственных органов при исполнении ими своих служебных обязанностей? Нет уж, увольте. Я про себя восторгался тем, какие это хорошие люди и как бы нам хорошо жилось, если бы все люди были такими же, как они. Но и это я сказал не для записи. А к чему все эти вопросы?

— Видите ли, — замялся подполковник, — у сотрудников, которые приходили к вам, обнаружился синдром Квазимодо средней тяжести.

— Как это средней тяжести? — не понял я.

— Ну, это когда скрючена половина тела, правая или левая часть его и, соответственно, горб растет на скрюченной стороне. Человек с трудом говорит и вообще, с одной стороны нормальный человек, а с другой стороны — настоящий Квазимодо.

— Понятно, — сказал я, — а я-то здесь при чем?

— Как вам сказать, — Павел Иванович крутился как на горячей сковородке, — есть предположение, что вы обладаете какими-то возможностями вызывать синдром Квазимодо в зависимости от уровня ваших отношений с конкретными людьми. Все больные с синдромом общались только с вами, и общение было не самым лицеприятным. Вот мы и пытаемся найти рецепт для лечения этого синдрома, потому что врачи бессильны что-то сделать. Приведение заболевших в состояние гипноза привело к тому, что они дословно рассказывают об их встрече с вами. С вашей стороны ничего предосудительного нет, а вот люди страдают…

— Это кто же страдает, рэкетиры? — ухмыльнулся я. — Может, им еще ордена выдать…