Корнелия Функе - Чернильная смерть

— Он утверждает, что ему нечего сказать. Говорит, он знает о Белых Женщинах ровно столько же, сколько остальные.

— Замечательно! — Орфей схватил перо, которое с таким трудом очинил для него Сланец, и разломал на мелкие кусочки. — Ты хоть догадался спросить, являются ли они ему иногда?

— Конечно! — Голосок у Сланца был такой же хрупкий, как он сам. — Белые Женщины никогда не оставляют в покое тех, к кому однажды притронулись. Так кикиморы говорят.

— Да знаю я это! — раздраженно отмахнулся Орфей. — Я попытался спросить одну кикимору про эти россказни, но мерзкая тварь отказалась со мной разговаривать. Она вытаращилась на меня своими крысиными глазками и посоветовала не есть так много жирного и поменьше пить!

— Они разговаривают с феями, — ответил Сланец. — А феи разговаривают со стеклянными человечками. Правда, не со всеми. — Тут он покосился на старшего брата. — Я слышал, что кимиморы рассказывают о Белых Женщинах еще кое-что. Будто каждый, чье сердце они однажды тронули своими холодными пальцами, может их позвать!

— Правда? — Орфей внимательно посмотрел на стеклянного человечка. — Этого я еще не слыхал.

— Да неправда это! Я пробовал их звать! — воскликнул Фарид. — Несчетное число раз!

— Мало ли, что ты пробовал! Сколько раз тебе объяснять — ты умер слишком быстро, — презрительно отрезал Орфей. — Так же быстро умер, как и воскрес. Да и вообще, ты такая ничтожная добыча, что они о тебе сразу забыли! Нет! Ты мне не подходишь. — Орфей снова отошел к окну. — Пойди завари мне чай, — приказал он оттуда, не оборачиваясь. — Мне нужно подумать.

— Какого ты хочешь чая?

Фарид посадил Сланца себе на плечо. Он, по возможности, всегда брал его с собой, чтобы защитить от старшего брата. Сланец был такой худенький, что Фарид опасался, как бы Халцедон не сломал ему что-нибудь.

Даже Розенкварц, стеклянный человечек Фенолио, был на голову выше Сланца. Порой, когда Орфей не нуждался в своих прозрачных помощниках, потому что забавлялся со служанкой или целое утро примерял у портного новые наряды, Фарид брал Сланца с собой на улицу белошвеек. Там стеклянные девушки помогали хозяйкам вдевать нитки в иголки, расправлять тесьму, прикреплять кружева на тонкий шелк. Фарид знал теперь, что стеклянные человечки способны не только истекать кровью, но и влюбляться. Сланец был по уши влюблен в девушку с желтоватыми прозрачными руками, и для него не было большей радости, чем тайком наблюдать за ней через окно мастерской.

— Какого чая? Понятия не имею! Такого, чтоб помогал от желудка, — недовольно буркнул Орфей. — У меня целый день кошки в желудке скребут. Разве можно в таком состоянии работать?

Ну конечно. Орфей всегда жаловался на спазмы в желудке или головную боль, когда писание ему не давалось.

«Пусть бы они у тебя там целую ночь скребли, — думал Фарид, закрывая за собой дверь кабинета. — Надеюсь, они не перестанут скрести до тех пор, пока ты не напишешь наконец что-нибудь для Сажерука».

— Хорошо еще, что он не послал тебя за цирюльником! — Сланец изо всех сил пытался развеселить Фарида, пока они спускались по крутой лестнице в кухню.

Да уж, цирюльник у городских ворот! Дня три назад Орфей уже посылал за ним Фарида среди ночи. А тот, когда его будили по ночам, кидался поленьями или выходил к дверям с зубодерными щипцами.

— Голова болит! Живот болит! — ругался Фарид. — Обжираться меньше надо, Сырная Голова.

— Три жареных золотых пересмешника с начинкой из шоколада, каленые эльфийские орешки в меду и полпоросенка, фаршированного каштанами, — перечислил Сланец и замер, увидев у дверей кухни Пролазу. Сланец боялся зверька, сколько ни уверял его Фарид, что куницы, хоть и любят гонять стеклянных человечков, уж точно их не едят.

На кухне возилась в этот поздний час всего одна служанка. Фарид застыл в дверях, увидев, что это Брианна. Этого еще не хватало. Она отмывала горшки от ужина. Ее красивое лицо было серым от усталости. Служанки Орфея поднимались до рассвета и заканчивали работу, когда луна уже высоко стояла в небе. Орфей каждое утро обходил весь дом, проверяя, нет ли где паутины и пыли, не обнаружится ли пятнышка на одном из висевших повсюду зеркал, или потемневшей серебряной ложки и плохо отстиранной рубашки. И если что-то было не так, тут же вычитал у всех служанок несколько грошей из их скудного жалованья. А что-то не так бывало почти всегда.