Андрей Прусаков - Путь чужака

Но вот они пришли. Узкий деморализующий коридор закончился круглым залом, в центре которого стояло нечто вроде алтаря. Стас в церковь не ходил, но сразу понял, что перед ним именно алтарь. Из прорези в крыше на него падал луч солнца. Пол здесь был не деревянным, как в коридоре, а каменным, на века, из полированных, тщательно пригнанных друг к другу плит.

Зримрак остановился и посмотрел на Стаса.

— Я не услышал слов.

— Каких? — холодея, произнес Стас.

— Тех, которые должно произносить, входя в храм.

Стас молчал. Откуда ему знать?!

— Ты забыл даже это?

— Забыл, — признался Стас. — Я многое забыл, предки забрали мою память.

В твоем положении лучше всего валить на предков, пронеслось в голове, с них никто не спросит…

— Мое имя ты помнишь. А молитву, которую всякий ставр знает с детства, ты забыл?

Зримрак был спокоен, но это было спокойствие удава, знающего, что жертва никуда не денется.

— Откуда мне знать, почему так решили духи? Или ты думаешь, что я шучу?

Зримрак склонил рогатую башку:

— Нет, шутить со мной здесь ты бы не осмелился. Но я впервые слышу о таком.

Шаман сделал паузу.

— Расскажи, что ты помнишь? Что было с тобой в Пещерах Предков?

— Я плохо помню, — сказал Слав. — Помню, куда-то шел, а больше… ничего.

Стоящий за спиной Криворог кашлянул. Был ли это какой-нибудь знак, Стас не знал, но почувствовал себя в ловушке.

— А наш уговор помнишь?

Вот. Что-то такое упоминал Скалобой.

— Нет, Зримрак.

— А имя своего отца?

— Корнехват.

— Помнишь, — кивнул шаман. — А род матери?

— Меднокожие, — не без труда вспомнил Стас.

— А кто три года назад помог тебе излечиться от укуса змеи?

— Не помню.

Зримрак усмехнулся.

— Забавно. Ты помнишь то, что знают все, и ничего, что знаем лишь ты и я.

Что он имеет в виду?

— Знаешь, почему одно он помнит, а другое нет, Криворог?

— Скалобой рассказал ему. Обо всем, что знал сам, — усмехнулся шаман.

Стас онемел.

— Это и есть правда, — сказал Зримрак. — Она в том, что ты забыл все, Мечедар, и это было бы не так плохо, если бы ты не стал лгать мне.

Стас наклонил голову. Ринуться вперед, сбить с ног шамана, потом разобраться с Криворогом — и бежать, бежать так далеко, как сможешь…

— Впрочем, ты испугался. Я понимаю. Наверно, тяжело ничего не помнить. Я помогу тебе, Мечедар. Я расскажу все, о чем ты забыл, прежде всего — о нашем уговоре. Думаю, предки неспроста сделали это с тобой. Теперь твоя память чиста, как лист. Запиши на ней то, что я скажу сейчас, Мечедар.

Очумевший Стас кивнул.

— Завтра я объявлю тебя вождем. Если Скалобой не напомнил тебе, скажу, что ты стремился к этому всю жизнь. И я сделал тебя вождем, я — запомни это накрепко! Поэтому ты будешь делать так, как велю тебе я. Всегда. Ты понял?

— Да, — сказал Стас. А что еще он мог сказать?

Криворог проводил его наружу. Скалобой ждал, сидя на голой земле.

— Мечедар!

— Все хорошо, брат.

Снаружи сияло солнце, и Стас почувствовал себя счастливым. Ничего страшного не случилось. Шаманы — тоже люди!

— Отведи его домой, Скалобой, — сказал Криворог. — Ведь он, наверно, дороги не помнит.

— Вот наш дом, — Скалобой подвел Стаса к строению, мало чем отличавшемуся от остальных. Стены из мощных отесанных стволов, вырезанные над входом руны. — Заходи.

Внутри было прохладно. Жаркое солнце осталось снаружи, а здесь царил приятный полумрак. Отличный дом. Прихожей в привычном понимании не было. Впрочем, зачем прихожая тем, кто не носит обуви? Войдя, Стас оказался в помещении, одновременно напоминавшем и холл и кухню. Недалеко от двери располагался выложенный камнями очаг, разделенный на секции, видимо, чтобы готовить несколько блюд. На стене на вбитых крюках висели инструменты, из которых Стас уверенно опознал лишь лопату, рядом стояли ящики с какими-то грязными клубнями и огромная кадка с водой.

— Ты помнишь наш дом? — с надеждой спросил брат. Стас не хотел его разочаровывать и не ответил.

— Где моя комната?

— Наша, — поправил Скалобой. — Она вон там.

Сюда бы Холмса с его дедуктивным методом, подумал, входя в комнату, Стас. Он бы многое смог рассказать. Но Холмса нет, придется самому.

Он огляделся. Узкое окно, две застеленные облезлыми шкурами лежанки и… Меч! Меч тотчас бросился в глаза, потому что висел напротив окна, и солнечный свет играл на желтом, покрытым вязью рун, лезвии. Настоящий меч!

Стас с детства обожал холодное оружие, в Эрмитаж ходил исключительно в рыцарский зал, а от фильмов со схватками на мечах млел, как ребенок. И в Игре сражался исключительно мечами, мечтая научиться владеть ими по-настоящему, но мечты так и остались мечтами.