Карл Вагнер - Поход Черного Креста

Словно ночной кошмар, в ее памяти вставали картины налета стражников на театральный квартал. Горящие дома, перевернутые повозки и фургоны, люди, падающие под ударами клинков, даже не успевшие понять, что происходит и в чем они провинились. Боури, гневно заносящая топор и исчезающая за стеной силуэтов в кольчугах и шлемах. Череда перекошенных ненавистью лиц, боль, пронзающая все тело. Полуобморочное оцепенение при виде приставленных к запястьям гвоздей и медленно, как во сне, взлетающего в воздухе большого деревянного молотка.

У нее еще хватило присутствия духа, чтобы думать. Джарво, видимо, нашел Эскетру. Та предала его. Под пыткой Джарво выдал тех, кто укрывал его столько времени, — и вот железные гвозди впиваются в ее тело. Потеряв сознание от боли, она уже не почувствовала, как люди Кейна вынимали из ее рук и ног гвозди, как несли ее к городским воротам, как тряслась по саванне санитарная повозка.

В это утро она сидела на песчаном пляже у берега Южного Пролива. Морской ветерок приятно холодил кожу. Эрилл посмотрела на страшные шрамы на ногах — еще месяц назад она не могла сделать и шага. Такие же шрамы уродовали ее запястья — долгие недели она не могла самостоятельно даже поднести ко рту ложку. Но постепенно боль и память о боли отступили. Время лечит боль, особенно — телесную.

Через Пролив видны были утесы Южного Континента. Там, недалеко от берега, лежали развалины Карсультьяла — первого из великих городов человечества. Кейн часто рассказывал Эрилл о нем. Его меч был выкован в Карсультьяле несколько веков назад. Такого оружия осталось на земле очень мало, и стоило оно дороже золота своего веса. Никто с давних пор так и не сумел разгадать тайну карсультьяльской стали и превзойти мастерство кузнецов древнего города. Эрилл подумала, что неплохо было бы оказаться сейчас в Карсультьяле, погулять по древним улицам, выйти за ворота города и затеряться в барханах безжизненной пустыни Хэрратонлэ. Кейн утверждал, что эти пески абсолютно необитаемы, а значит, там и слыхом не слыхивали ни о каких Великих Походах и Черных Богах.

Отпустит ли ее Кейн? А почему бы и нет… Эрилл никак не могла понять, зачем она вообще нужна ему.

Она очнулась в его шатре, когда Ингольди остался далеко позади. Ее раны были смазаны и тщательно перевязаны.

Долгие мили проехала она в санитарном обозе армии Кейна. Не один раз за это время вступали его полки в кровавую битву, но Эрилл узнала обо всем этом лишь много дней спустя. Меч Сатаки был сломан, сломан внутренним расколом. Большая часть полков осталась верна своему генералу, а не безумцу из Седди. И сейчас Кейн, с обломанным Мечом Сатаки в своих ножнах, уходил на юг. Впервые Эрилл пришла в себя, когда армия разбила лагерь в крепости Интантемпри — столице последнего из Южных Королевств, покоренных армией сатакийцев.

Пробуждение вовсе не было приятным. Долго еще Эрилл пыталась загнать обратно в подсознание два горящих ледяным синим пламенем глаза, буравящих ее. Оказалось, что этот всепроникающий взгляд принадлежит реальному миру, а не царству теней.

— Ты очнулась, приходи в себя, — раздался голос Кейна.

Не в один день пришла она в себя. Не сразу вернулись к ней память и способность мыслить. Наконец как-то вечером Кейн, как обычно присев на край ее кровати, сказал:

— Я хочу, чтобы ты ответила на мои вопросы.

Если он спрашивал, она не могла не ответить. Ее воля была целиком и полностью подавлена волей ее спасителя.

— Однажды ты случайно оказалась в ловушке. Я имею в виду осажденную Гильеру.

Еще один гвоздь в ее тело! Нет, не в тело — в сердце, в самые глубины души! Страшная боль, ужас…

— Ночь, — продолжал Кейн. — Сатакийцы окружили город.

Эрилл сжалась в комок, не в силах отвести глаза, прикованные к двум голубым огням.

— Расскажи мне все, что случилось с тобой в ту ночь.

— Нет! — простонала она.

— Расскажи, что произошло в ту ночь.

— Нет!

— Эрилл, ты расскажешь!

Даже когда молот вгонял гвозди в ее тело, Эрилл молчала, сжав зубы. Теперь же, под взглядом Кейна, она, не выдержав, закричала. Не в силах противиться его воле, она начала рассказ, прерываемый рыданиями и стонами.

И сейчас, много недель спустя, воспоминания о той ночи были куда страшнее, чем память о том, как ее прибивали гвоздями к забору. Вздрогнув, Эрилл встала с песка, сбросила с себя одежду и окунулась в теплую воду Пролива.

Соленые, чистые как слеза волны легко несли ее тело. Словно большие мягкие губы нежно целовали ее. Эрилл полюбила море, как только увидела его.