Нил Гейман - Сошедшие с небес

Иисус содрогнулся.

— В последние дни моего испытания камни принялись искушать меня, принимая вид хлебов. И тогда я понял, какой выбор стоит передо мной. Я увидел все царства земные, и я знал, что могу стать их владыкой. Все, что требуется, это явить себя и броситься с верхушки самого высокого храма, чтобы все ангелы небесные на руках понесли меня. А потом…

Он пожал плечами.

— Я должен был сделать выбор. И вот это… — Он оглядел мраморные ступени, замершую толпу, затем поднял взгляд на удивительные шпили и купола города, и дальше — на высокое небо. — Это мир, который я создал…

Когда Иисус Христос промолвил последние слова, Бальтазар и горожане в толпе увидели, как он начал таять. Вместе с ним исчезли и жужжащие мухи, а невыносимая вонь сменилась пьянящим ароматом храмовых благовоний. Теперь он мог быть где угодно, и даже в нескольких местах одновременно. Он мог предстать сияющим видением на одном из холмов, а мог встать во главе армии, держа в руках меч, чтобы повести воинов в бой.

Все, что осталось от Спасителя здесь, — лишь слабый отблеск, надежда увидеть знакомые очертания в тени и несколько отставших мух — ничего больше, чего и боялся когда-то Бальтазар.

Он протолкался вниз по ступеням и выбрался из толпы.

Бальтазар брел по золотым улицам Иерусалима в одиночестве. Прежде он мечтал о сне, но теперь понял, что не будет ему ни сна, ни покоя в этом городе. Этот град слишком велик. Слишком славен. А он всего лишь человек. Возможно, он обратится в прах, в то время как верующая, никогда не знающая сомнений масса будет спасена. Эта кощунственная мысль почему-то утешила его.

Бальтазар вышел из города через одни из двенадцати великий врат, почти не заметив этого, и очнулся уже среди военного лагеря, в которой воины и вторящие им сонмы ангелов славили будущую неизбежную победу.

Оглянувшись на город, который, наконец, укрыла сгущающаяся тьма, он снова подивился, зачем всемогущему Богу возводить такие могучие укрепления. Снова вопросы, Бальтазар… Бессмысленные сомнения и вопросы… Шагая прочь от слепящего света, он понял, что стремится к одиночеству, тишине и чистоте.

Он понял, что наступила ночь, усталые глаза уловили нечто, похожее на мерцание звезд на темной небесной тверди.

Земля была твердой, сухой и пыльной. У него начали заплетаться ноги. Закружилась голова. Бальтазар упал, он потерял счет времени, пока над ним не забрезжил свет. Он вскрикнул и закрыл лицо руками в ужасе, и лишь потом понял, что на небо просто взошло солнце. Он оказался в пустыне. Да, она была ужасной, но и прекрасной также пустотой, над которой дрожал от жара раскаленный воздух.

Бальтазар шел мимо каменных россыпей и высохших костей. Когда наступил вечер, он отыскал убежище от внезапного ночного холода — расщелину у подножия гор. До него в этой пещере побывали и другие странники. От них остался кисловатый запах и выщербленные письмена на камнях.

Обшаривая каменный пол пещеры в поисках дров, Бальтазар провел пальцами по письменам. Буквы разных алфавитов складывались в слова, восхваляющие разных богов, которые, как он теперь знал, были ложными кумирами. И все же следы, оставленные другими паломниками, принесли в его душу странное облегчение.

Некоторые из недавних отметок были выщерблены на арамейском, одной и той же рукой. Внимательно изучив эти записи у костра, Бальтазар понял, что перед ним, похоже, слова старого пророчества, которое Мельхиор когда-то показал ему. Он оглядел эту грязную и жалкую нору совсем другим взглядом.

Судя по всему, чему он стал свидетелем, случилось невероятное — он оказался в той же самой пещере, в которой Иисус Христос нашел убежище во время своего испытания в пустыне. После всего, что он видел и слышал, сомнений быть не могло. Письмена были кривыми и неуверенными, словно писавший их испытывал сильные страдания, и завершались они несколькими грубыми крестиками подряд.

Огонь погас. Бальтазар сидел в темноте, ожидая восхода солнца и, видимо, окончания своих мучений. Он снова вспомнил первое путешествие в эти земли, своих друзей и ужасающее избиение младенцев, Иисус выжил, чтобы исполнить пророчество, нацарапанное на этих камнях. А остальные? Может, об этом и свидетельствовал его дар, может, он указывал на бессмысленную гибель сотен детей? И почему — этот вопрос снова вернулся к нему, не объясненный даже явлением Иисуса, — почему Бог допускает такое? Почему в этом мире существуют боль и страдания?