Нил Гейман - Сошедшие с небес

Вопрос истинной веры в ангелов, равно как вопрос веры в Бога, никогда его не посещал. Его проект был чисто техническим экспериментом, а отнюдь не теологическим исследованием. Как-то раз, за ланчем, он поделился с одним коллегой своим увлечением, но получил в ответ только холодный, равнодушный взгляд.

— Ангелы? Ангелы? Это что, те, с большими такими крыльями, которые чудеса творят? Уж не хочешь ли ты сказать, что серьезно веришь в ангелов, а, Дэн?

На что Каннингем ответил:

— Чтобы от ангелов был прок, в них не обязательно верить. Вряд ли я верю в электроны и протоны. Знаю только, что никогда ни одного не видел. Но от них есть прок.

— А какой может быть прок от ангелов?

Но Каннингем уже потерял к разговору всякий интерес.

Он проводит вечера, попеременно вызывая ангелов для разговора и вводя новых в свой пантеон. Последнее требует продолжительных интенсивных поисков, ибо об ангелах написано чрезвычайно много, а он скрупулезен во всем, что делает. Поиски отнимают массу времени, но он хочет, чтобы его ангелы соответствовали самым высоким критериям подлинности. Поэтому он часами корпит над книгами вроде семитомных «Иудейских легенд» Гинзберга, «Профетических эклог» Клемента Александрийского, «Тайной доктрины» Блаватской.

Сейчас начало вечера. Он вызывает Хагита, правителя планеты Венеры и повелителя 4000 легионов духов, и задает ему вопросы о трансмутации металлов, узкой специальности последнего. Потом он вызывает Гадраниеля, который, если верить Каббале, служит привратником у вторых ворот Рая, и чей глас, когда он провозглашает волю Господа, пронзает 200 000 вселенных; этому ангелу он задает вопросы о его встрече с Моисеем, который вогнал его в трепет, произнеся при нем Верховное Имя. А затем Каннингем посылает за четырехкрылым Исрафелем, чьи ступни пребывают под седьмой землей, а голова касается подпор божественного трона. Именно Исрафелю назначено дуть в трубу, оповещая всех о наступлении Судного Дня. Каннингем просит его дунуть разок прямо сейчас — просто так, для тренировки, говорит он, но Исрафель отклоняет его просьбу, говоря, что не может коснуться инструмента до тех пор, пока не получит сигнал, последовательности команд для отправки которого, замечает ангел, пока не существует среди программ, написанных Каннингемом.

Устав от бесед с ангелами, Каннингем приступает к вечернему программированию. Алгоритм введения нового ангела в компьютер уже стал его второй натурой, и, закончив поиск информации, он создает нового в считаные минуты. За этот вечер он успевает сделать девятерых. Потом открывает банку пива, расслабляется и ждет, когда день подойдет к концу.

Ему кажется, он понял, почему его так сильно увлекло это предприятие. Все дело в том, что на работе он изо дня в день имеет дело с вопросами воистину апокалипсической важности: угроза уничтожения всего мира, вот сфера его деятельности, ни больше ни меньше. Обычно Каннингем работает с симуляцией смерти.

Шесть часов в день он разрабатывает гипотетические ситуации, в которых страна А входит в режим повышенной готовности, ожидая нападения со стороны страны Б, которая, в свою очередь, начинает ждать превентивного удара и планирует равноценный ответ, что заставляет страну А ускорять собственную подготовку, и так далее, до тех пор, пока ракеты не взлетят в воздух. Как многие думающие люди в странах А и Б, он прекрасно понимает, что шансы компьютера сгенерировать ложный сигнал, ведущий к ядерному холокосту, возрастают год от года, в то время как временной промежуток для корректирования дисфункции машины становится все короче. Каннингем также знает то, что пока неизвестно почти никому другому — а может, и совсем никому: теперь появилась возможность послать прямо на головной компьютер — неважно, Их или Наш — сигнал, неотличимый от импульсов, производимых летящей ракетой с ядерной боеголовкой. Войди такой сигнал в систему немедленно, и для проверки его достоверности ей понадобится не менее одиннадцати минут. Это слишком много: никто в настоящее время не может позволить себе ждать так долго, чтобы понять, летит настоящая ракета или нет — необходимо более оперативное реагирование.

Сконструировав свой симулирующий ракетный сигнал, Каннингем хотел сразу его уничтожить. Но не смог себя заставить: слишком хороша, слишком изысканна была программа. С другой стороны, сказать кому-нибудь об этом он боялся, ведь тогда программу немедленно засекретили бы, в том числе и от него самого. А этого ему не нужно, ведь он мечтает найти противоядие, придумать такой режим резонансного запроса, который сумеет отличить настоящую тревогу от ложной. Когда у него это получится — если, конечно, получится, — тогда он и представит обе программы в Министерство обороны в одном, так сказать, пакете. А пока он несет на своих плечах груз тайны: скрывает идею чрезвычайного стратегического значения. Ничего подобного с ним еще не случалось. И он не обманывает себя, не думает, что его мозг уникален: если он смог придумать такое, то кто-нибудь другой тоже сможет, и, может быть, это будет кто-то с Той стороны. Правда, это программа бесполезная, самоубийственная. Но разве мало других самоубийственных программ разработали военные в интересах безопасности?