Олег Говда - Башня ветра

— А вы, батенька, оказывается, перестраховщик у нас… — засмеялся Швед, который как раз исследовал содержимое амфоры на предмет наличия переходящего остатка.

— Да, выдержанное вино — это не бакалейная бормотуха.

Кроме вполне понятного и ожидаемого сушняка, никаких отрицательных ощущений в организме не наблюдалось. Голова казалась легкой и вполне вменяемой.

— Но там же почти тридцать литров было. Скажи, тебе приходилось когда-нибудь присаживаться к столу, имея три ведра вина на двоих?

Швед призадумался.

— He-а. С ведром самогона — было однажды. С канистрой пива — тоже, а вот вина больше трехлитровой банки никогда не набиралось. У нас в селе его тоже неплохо делают, да бабы от мужиков прячут.

Можно было продолжить эту занимательную тему, но поскольку в большой семье клювом не щелкают, а Николай Шведир именно в такой и вырос, — значит, мне следовало поторопиться.

— Я понимаю, что инстинкт прапора могуч, но заповедь «делиться с ближним своим» гораздо древнее.

Не отрываясь от амфоры, Швед что-то невнятно пробормотал. А потому мне, как и вчера, пришлось применить силу. Кстати, а вчера ли? Что-то я потерялся во времени. Да уж, неплохой довесок к пространственному переносу.

Какая только чушь не лезет в похмельную голову. И совершенно правы были древние, утверждавшие «In vino veritas». Ну вот — еще пара глотков и можно будет вслед за киношным Гамлетом вскричать: «На кой нам ляд сосуд, коль нет вина в сосуде?».

— Слышь, Николай, а ты вообще себя как чувствуешь? — вспомнил я причину, по которой, собственно, и затевалась вся эта пьянка.

— А что?

— Дружище, я понимаю, что прямо ответить на поставленный вопрос как бы ниже собственного достоинства. Но очень тебя прошу, не виляй.

— Да шо ты ко мне прицепился? — возмутился прапорщик. — Кто здесь со звездочками на погонах? Может, мне еще смирно стать и по всей форме доложить?

«Горбатого и могила не исправит. Тем более что „концы поэтов отодвинулись на время“».

— Хорошо. Я напомню, если у кого-то ранний склероз или иное умственное недомогание. Прежде чем начать пить, мы договаривались, что ты впустишь к себе чужое сознание. Не забыл?

— Так это когда было, — отмахнулся Швед. — Я думал, ты о чем-то другом спрашиваешь. А с Владом Твердилычем у нас полное взаимопонимание. Он хлопец правильный и субординацию чувствует. Не то что некоторые… Кстати, а если нас теперь двое, то чтобы коллективный разум задурманить, сколько выпить придется? Тоже в два раза больше?

— Сейчас, размечтался… — пырхнул я в отместку за субординацию. — В лучшем случае полуторная норма. Это если я в своем тезке не ошибся и у него мозги не того же, положенного по штатному расписанию прапорщикам, облегченного полевого образца.

И пока Швед переваривал информацию, поспешил отвлечь его обходным маневром.

— А что у тебя из снаряжения имеется?

— В общем-то ничего. Видимо, с оружием в рай не пускают. Сам думал у тебя разжиться…

Но я упрямо продолжал смотреть ему чуть выше правой брови. Самый раздражающий взгляд. Ты как бы и в лицо человеку смотришь, но глазами не встречаешься. Вроде подозреваешь его в чем-то…

Швед тотчас заерзал на срубе, а потом хлопнул себя по лбу.

— Только одна динамитная шашка в вещмешке была припрятана. Думал, рыбки глушануть.

Я ждал.

— Е-мое. Не, ну ты точно как моя матушка. Та пока с отца всю заначку не вытащит, нипочем не отстанет. Есть еще две «синеглазки» [5] Шашки со слезоточивым газом, на основе хлорпикрина. во внутреннем кармашке. Они там уже с полгода лежат, я их и не выкладывал ни разу.

— Да, весь мир стоит на пути разоружения и за отказ от химического оружия, а прапорщик Шведир конвенцию не подписывал, — хохотнул я и запел: — Медленно ракеты уплывают вдаль, встречи с ними ты уже не жди. И хотя Америку немного жаль, у Китая это впереди…

— Скатертью, скатертью хлорциан стелется, — подхватил Николай. — И забирается под противогаз.

— Каждому, каждому в лучшее верится. Медленно падает ядерный фугас.

«Влад, что это за ужасная песня?» — совершенно неожиданно возник в моем сознании голос Эммануила. Обычно молчаливый и скромный, сейчас он явно был не на шутку взволнован.

«Да так, обычная шуточная обработка детского стишка. А что?»

«Но ведь там погибнут многие миллионы. Как же можно шутить такой жутью? Неужели подобное возможно на самом деле? Это же ужасно».

«Видишь ли, — я попытался собраться с мыслями и объяснить максимально доступно, — те, от кого зависит, начать ядерную войну или нет, прекрасно защищены и уверены, что уж они-то уцелеют при любых раскладах. А остальные люди, от которых как раз ничего не зависит и именно им суждено погибнуть в первую очередь, чтоб не сойти с ума от ужаса, стали смеяться».