Ярослав Васильев - Зеркало миров

— Никто значит… и один конь у нас есть, — задумчиво сказал Ислуин себе под нос: по степной привычке он не привязал коня и не закрыл стойла, потому даже одурманенный дымом брошенного в огонь зелья Гнедок сумел выскочить. — В седле хорошо держишься?

— Словно там и родился! — гордо ответил за парня капитан.

— Тогда так. Через час, когда отправятся вестники на тракт и по деревням, выезжаешь ты. Делай что хочешь, загони коня — но должен сообщить о выворотне.

— А почему не сейчас? — недоумённо спросил граф. — Каждая минута на счету. Я прикажу, пусть сразу отправляется.

— Надо собрать парня в дорогу. К тому же надо подлечить коня, надышался он. Зелья подходящие есть, но они действуют не сразу, — магистр еле сдержался, чтобы не наорать на дворянскую бестолочь, что если не ничего не умеет, то хотя бы пусть не путается под ногами. — И ещё. Про то, что парень едет в Дурран, а не по деревням, кроме нас не должен знать никто, — увидев непонимающие лица Ислуин пояснил. — Выворотень не просто переделывает тела, он высасывает память. Может даже у свежего трупа. Если про старую дорогу тварь и слышала, стеречь её не будет, нет у неё лишних рабов. Но если вызнает про гонца — кто-нибудь из свиты сможет догнать даже на следующий день.

В последний момент перед отъездом Ислуин сунул парню пригоршню булавок с горящими зелёным шариками на конце: "Спрячь. Крайнее средство, если понадобится снять усталость. Колешь и тут же давишь пальцами верхушку. Только не больше двух ни себе, ни коню. Третья тоже взбодрит, но как действие кончится — сердце не выдержит. Удачи". И проводив гонца взглядом, отправился проверять запасы и готовить крепость к осаде. Поминутно ругая излишнюю рачительность здешних слишком привыкших к миру хозяев. Если масло можно было взять с продуктового склада, то котлов для его нагрева нашлось всего два, про смолу же можно было вообще не вспоминать. Так же как и про остальной осадный припас: его давно продали или использовали, освободив место для более важных нужд. Спасибо хоть стены ремонтировались регулярно. А в арсенале хватало оружия не только на графскую стражу, но и на остальных — специальная имперская комиссия проверяла число копий, щитов, луков и всего прочего не реже одного раза в пять лет. Сурово наказывая нарушителей. Но чем ближе был вечер, тем яснее становилось, что отстоять замок почти невозможно. Хотя… внимательно продумав идею, Ислуин отправился искать священника.

Отозвав отца Маркаса в сторону, магистр начал ему долго объяснять, куда стоит спрятать на время боя женщин и детей. Внезапно священник остановил путаную речь и спросил:

— Мастер Ивар, вы ведь не для этого меня позвали? У вас есть ещё какое-то средство, но вы хотите сначала спросить моего одобрения? Говорите смело. Даже если я буду против, обещаю, что наш разговор не узнает никто, кроме Единого. Когда призовёт Он меня держать отчёт о грехах перед престолом Его.

— Дело в том, отец Маркас, что… есть способ расширить защиту церкви на всю крепость. Тогда чудовища будут видны в истинном облике, а чары выворотня не подействуют на людей. Вот только, — Ислуин замялся и словно нехотя продолжил. — Церковь потом, скорее всего, придётся строить заново. А вам это может стоить жизни…

— Здание лишь камни, а дни мои принадлежат Единому и пастве, — по загоревшемуся в глазах фанатизму магистр понял, что священник наживку заглотнул. И теперь надо аккуратно "подсекать рыбу", уложив в нейтральные фразы идею, которая пришла Ислуину несколько лет назад. Ещё при первом знакомстве с устройством алтарей Двуликого. — Рассказывайте, сын мой! Если это поможет сокрушить порождение тёмных демонов — рассказывайте!

Враг подошёл к замку около полуночи. И первым его вестником стал пронзительный вой, похожий на волчий — но куда страшнее, от криков неведомого зверя люди вздрагивали, их бросало в дрожь. И они как можно крепче сжимали в руках копья и топоры, ища силы в непривычном оружии да брёвнах стены. Следом показались телеги с селянами, которых, судя по всему, и преследовали чудовища. Яркая на безоблачном небе луна хорошо освещала испуганные лица взрослых и прижимающихся к ним детей. Но едва "беженцы" пересекали невидимую для не-мага границу, шагов за тридцать-сорок до канавы пересохшего рва — облик человека немедленно стекал, обнажая новую сущность. Фантазия у выворотня была довольна убогая, и "люди", и "животные" друг от друга ничем особенно не отличались, разве что передвигались одни на двух, а другие на четырёх конечностях. Бугристые уродливые мышцы, кожа покрыта грязно-зелёной шерстью, клыки и когти-лезвия. Лишь упряжные "волы" словно в насмешку вместо рогов получили пару длинных змей, теперь непрестанно шевелящихся и шипящих.