Робин Хобб - Возвращение домой

Затем он сказал, что восхищён тем, как я вела себя в его отсутствие, но теперь он вернулся и собирается сам заняться делами семьи.

Я хотела плюнуть ему в лицо.

Петрас отказывался служить провожатым. Он верил, что башня забрала Опли и мы никогда не увидим его снова, и говорил о подземелье с ужасом. Карлмин сказал своему отцу, что никогда не был в подземном городе, а потом сидел и сосал большой палец, словно младенец.

Когда Петрас попытался предупредить Джетана, тот рассмеялся и сказал, что теперь отличается от тех слабаков, которые остались в Джамелии, и что его не волнуют глупые гоблины, которыми я запугиваю детей. «Твоя жена тоже отличается, — резко ответила я, — от той женщины, которую ты оставил в одиночестве бороться с ужасами дикой жизни». Он сухо бросил, что сам отлично это видит и надеется только на возвращение к цивилизации, которая снова сможет заставить меня выглядеть и вести себя подобающе. И всё-таки уговорил Петраса отвести его к руинам.

Никакие богатства не смогли бы убедить меня вернуться туда, даже если бы пол покрывали бриллианты, а с потолка свисали нити жемчуга. Я не могу понять таящейся там опасности и ненавижу Джетана за то, что он потащил туда моего сына.

Я должна побыть с Марти. Её муж благополучно вернулся, чтобы снова уйти за сокровищами. В отличие от меня, она была вне себя от радости и сказала, что мечтает вернуть богатство и положение в обществе. Её слова казались такими абсурдными, что мне тяжело было промолчать.

— Мой ребёнок вырастет в благословенном городе Са, — сказал она, худая, как прутик, придерживая огромный живот.

Бессмысленная дата для всех нас. Здесь нет золотой урожайной луны, и имя Сатрапа больше ничего для меня не значит.

Вчера Петрас показал окно башни, но сбежал, когда люди вошли внутрь. Джетан сердито кричал ему вслед. Мой сын вернулся — бледный, дрожащий — и рассказал, что пение, доносящееся из башни, стало таким громким, что он не может разобрать даже собственных мыслей, когда находится рядом. Иногда в коридорах из чёрного камня он видит странных людей.

— Они приходят и уходят, словно вспышки света, — сказал он.

Я попросила его замолчать, видя, что рассказ пугает Марти. Несмотря на планы Джетана, я провела вчерашний день в приготовлениях к зиме: укрыла вторым слоем обе наши висящие хижины, используя широкие листья, скреплённые лианами. Думаю, наше убежище, особенно маленькие комнатки и пешеходные мосты, которые соединяют их с Большой Платформой, необходимо укрепить получше, если мы надеемся выстоять против зимнего ветра и дождя. Марти немного помогала мне. Беременность сделала её неуклюжей и вялой, но настоящей проблемой была вера в то, что скоро мы будем дома, в Джамелии. Большинство женщин теперь только и ждут, чтобы уйти.

Прошлой ночью вернулись несколько охотников за сокровищами с рассказами об огромном подземном городе. Он сильно отличался от Джамелии, все помещения там были связаны, как в лабиринте. Возможно, некоторые постройки всегда оставались под землёй, поскольку в нижних комнатах нет ни окон, ни дверей. Верхние ярусы казались жилыми или рабочими помещениями, а нижние — магазинами, складами и рынками. Ближе к реке часть города оказалась разрушена. В некоторых комнатах стены пропускали влагу и вся мебель сгнила, но многие прошли испытание временем и сохранили ковры, гобелены и даже одежду. Те, кто вернулся, принесли с собой утварь и мебель, ковры и ювелирные украшения, инструменты и скульптуры. Кто-то нашёл и сразу же надел плащ, мерцающий, словно проточная вода, мягкий и эластичный. На одном из складов были обнаружены амфоры с вином, всё ещё запечатанные и неповреждённые. Вино оказалось золотистым и настолько крепким, что мужчины опьянели почти мгновенно. Они вернулись, весёлые и полные надежды, и предложили нам всем пойти в город и отпраздновать удачу, обмыть богатство, которое вскоре станет нашим. Мне не понравился дикий блеск их глаз.

Другие вернулись испуганные и дрожащие, не желающие рассказывать о том, что пережили. И они хотят уехать завтра на рассвете, спуститься вниз по реке, ко второму лагерю.

Джетан так и не вернулся.

Мужчины громко разговаривают, одержимые грабежом, опьянённые старым вином и безумными мечтами. Они уже пытаются делить добычу. Двое вернулись с синяками — поругались из-за какой-то вазы. Куда нас заведёт жадность? Но моих опасений никто не разделяет.