Елена Звездная: Дочь воина, или Кадеты не сдаются

— Нет, сэр, — почему-то я продолжаю проявлять упорство, — ни в коем случае, сэр!

Мы стоим посреди зала, на возвышении. Вокруг пять сотен удивленных студиозов, которые, с одной стороны, рады, что это не им на моем месте стоять, а с другой — уже хотят начать тренировку. И я, застывшая на месте исключительно для того, чтобы просчитать первый удар тренера… Не хочется выть от боли в очередной раз.

— МакВаррас!

В этот поистине эпический миг послышался звонок мобика, который я, к своему ужасу, отключить не успела, так как отвлеклась на вопль мастера. А сейры более чем под запретом во время тренировок, и Лоджен просто бесится, если происходит подобный казус.

Рванула застежку кармана, но отключить не успела. Щелчок, затем переход на громкую связь, и в абсолютнейшей тишине прозвучал усталый голос Эдварда:

— Кир, малышка, ответь! Киран, сколько можно? Маленькая моя, нежная, желанная, я возвращаюсь сегодня вечером. Нам нужно поговорить, слышишь?

Если мне казалось, что тихо было до этого момента, то уж теперь и вовсе тишина гробовой стала.

— МакВаррас. — Лоджен Алинсар, невысокий шатен с серыми глазами и невыразительным лицом, в моменты гнева превращался в синеглазого монстра. Вот и сейчас глаза от ярости приобрели ярко-синий цвет. — Ваш сейр, сюда. Немедленно!

Пристально глядя на тренера, медленно тянусь к переговорному устройству, одновременно задавая иные параметры эенгу… потому что Лоджен сейчас нападет, это ясно, как то, что после рассвета день наступает.

И тут снова голос Эдварда:

— Киран, девочка моя, не молчи, я же знаю, ты меня слышишь.

Сейр я разбила сама. Уже от злости. Швырнула тонкую пластиковую модель, припечатала ногой и добила палкой. И я его била, била и била, ровно до тех пор, пока не прозвучало:

— МакВаррас, защита!

Злая, смущенная и вконец взбешенная, я перехватила эенг, который уже начал трансформацию из одного двухметрового копья в два полутораметровых.

И началась битва! Если бы в наших руках были не эенги, а обычное дерево, сейчас щепки летели бы в разные стороны. Но в тренировочном бою щепок нет, есть кровь, слезы, стоны и садизм преподавателей.

Удар! Я увернулась, проскочила под палкой, нанесла двойной аркад в корпус и мгновенно левой жестокий удар по коленной чашечке.

— Пантера! — прохрипел тренер, вынужденный перенести вес на оставшуюся здоровой ногу. — Продолжаем!

Ну, дальше закономерно — я уползала с двумя переломанными ногами по-пластунски. Позади на одной ноге прыгал тренер и продолжал рассказывать, какая я бестолковая.

Вечером, сидя в комнате нашей общаги, пытаясь учить «Инверсионные течения» и не слышать третьей сотни вопросов на тему «Что там было?» от Мики, я приняла еще одно важное решение:

1. Больше никаких пластиковых сейров. Буду пользоваться встроенным.

Когда засыпала, услышала раздраженные переговоры сестры и брата:

— Мика, почему у тебя с обеда телефон не работал?

— Почему? — Микаэлла изобразила смех Черного Властелина. — Почему, спрашиваешь? У нас повсеместно заблокировали связь во время лекций и тренировок. А знаешь почему? Да потому, что один идиот звонил Кире, а она не успела отключить связь, и его слова слышали ВСЕ!

В трубке воцарилось удивленное молчание.

— Что между вами было?! — заорала Мика.

В ответ снова тишина. Напряженная, только слышно его дыхание. А после раздалось едва слышное:

— Мик, Кира сейчас рядом?

Голубые глаза подруги взглянули на меня, и Мика не стала лгать:

— Да, рядом. Она рядом, Эд, и в то же время ее нет! Что между вами произошло? Прошло уже два месяца с той нашей дурацкой пьяной выходки, и все это время Кира молчит!

Я нахмурилась и уже хотела встать, чтобы отобрать сейр, но Микаэлла сорвалась:

— Она молчит, зубрит лекции, записалась в две новые секции и больше не пьет. А самое страшное знаешь что, Эд? Она даже не улыбается больше! И я все думала, что это с Киран? А это оказался ты! ТЫ! Сволочь ты!

Последнее слово потонуло в судорожном всхлипе. Не выношу, когда Мика плачет, она такой добрый и светлый человечек, и, когда плачет, у меня сердце сжимается.

— Мик, — смотрю на подругу. Она ручки к груди прижала, старается не всхлипывать, а у самой подбородок дрожит. — Мик, — я встала, забрала телефон, мстительно отключила. — Ничего он мне не сделал, успокойся. И не надо себя ни в чем винить.

Сидит и плачет, и на меня даже смотреть не может. Знает, что вру. Мика — солнечный человек, она может улыбаться и веселить всех вокруг, но при этом очень чутко чувствует чужую боль.