Галина Черкасова: Ключ

Когда я с рюкзаком за плечами вломилась в летнюю кухню, где Сиферы ужинали, воцарившаяся за столом тишина сначала смутила меня, и я даже подумывала уйти, но потом бабушка Ноуз поднялась и громко произнесла.

- Антея, наша пища, кров и очаг - к твоим услугам.

- Мне очень стыдно говорить об этом, но не могу ли я пожить пару недель у вас? - сразу спросила я.

- И пару, и три и сколько понадобится тебе и небу, дитя, - бабушка Ноуз развела руками. - Раздели этот чудный ужин с нами.

Вечером Зоя с благоговейным ужасом крутила в руках мой пропуск в жизнь.

- Ух ты, Анти, вот это да! Я поверить не могу! Ты, поди, единственная, кто получил счастливый билет за всю историю этой деревни.

- Может быть, - я пожала плечами, глядя в окно, за которым разворачивала крылья душная летняя ночь

Давно стемнело, и лишь окна соседних домов, в которых горели тусклые лампы, освещали пустынные улицы. Внизу пьяница затянул грустную песню о долгой дороге на север.

- Поэтому ты и ушла из дома? - Зоя посерьезнела. - Отец был против?

- Да, - мне не хотелось говорить о семье.

- У тебя деньги есть? - Зоя вернула мне карточку.

- Есть, немного. На билеты хватит. Потом буду получать стипендию.

- А первый месяц палец сосать будешь? Там же сэйсы в ходу, а один сэйс почти пять юг, если я не ошибаюсь, - Зоя покачала головой, отчего светлые кудрявые волосы, до этого небрежно забранные на затылке, рассыпались по плечам. - У меня есть пара сотен. С Чиком откладывали на лето. Думаю, он поймет.

- Фу, не надо жертв из-за меня.

- Иди к демонам, орчиха зеленая, это не жертва, усекла?

Я улыбнулась.

- Спасибо...

Мы крепко обнялись, после чего Зоя отправилась в свою комнату, выключив у меня свет. Я некоторое время прислушивалась к её шагам, а потом забралась на подоконник и выглянула в распахнутое окно. Со второго этажа старенького дома Сиферов открывался неплохой вид на окраину. Вдалеке, над покатыми крышами домов, в небо поднималась мигающая точка: самолет покидал аэропорт. Я глубоко вздохнула и потянулась к полям. Здесь, в Глирзе, было тяжело настроиться на "одну волну", но я все же ухватилась за земное поле и взяла немного энергии, чтобы успокоиться и быстрее уснуть.

- Дорогой дальнею иду вперед через пууустыыынюююю, но дом рооодноой я неееее наааайдууууу... - вопил пьяница. - Вовеки и отнынееее...

Две недели пролетели как миг.

***

Я уже стояла в очереди на регистрацию, обмахиваясь билетом на самолет. Меня провожали Зоя и её парень Чик (его настоящего имени, по-моему, не знала даже сама Зоя). Чик попросил карту и попытался сфотографировать её, за что получил подзатыльник.

- Нельзя! - фыркнула Зоя, возвращая мне карточку. - Когда посмотришь номер?

- В самолете, - я вздохнула и, поблагодарив регистратора, взяла документы. - Ну, всё, отчаливаю. Спасибо, Зоя. Я сообщу тебе свой адрес, как только... заведу почту.

- Да уж, там каждому выдают ноут! - выдохнул Чик, почесывая затылок.

- До встречи, подруга, - Зоя обняла меня и чмокнула в щеку. - Счастья, света и цели тебе, сестра.

- И мужика хорошего! - добавил Чик.

- Только не орка, как у меня!

- Зоя!

Я рассмеялась, пытаясь сдержать слезы, и, схватив легкую сумку (её мне одолжила, конечно же, Зоя, рюкзак уехал в багажное отделение), побежала к автобусу, который доставил меня к трапу.

Второй перелет в моей жизни. Первым я летела отдыхать с мамой в детский лагерь.

Опять воспоминания заполонили мысли, причиняя почти физическую боль.

Мать бы порадовалась за меня. Ведь все мои старания, бессонные ночи, голодные дни, всё я делала в память о ней. Но теперь, когда там, внизу, я оставляла дом, ставший после её смерти чужим, брата и чокнутого отца, школу, подругу, знакомых, всю Глирзу, в конце концов, мне стоило подумать о своих целях. Теперь это была моя жизнь, и ничья больше. Здесь меня уже ничего не держало с тех самых пор, когда приехавший на вызов врач тихо произнес "Время смерти 23:06".

Я никогда не любила отца.

Какой бы ужасной ни была война, с которой ему "посчастливилось" вернуться, мать сделала всё, чтобы он жил спокойно. Он же её жизнь растоптал. Я могла простить ему наплевательское отношение ко мне, к брату, его щелчки и оплеухи, которые получала ежедневно, его крики и ругань, его злобу на мир и на себя в частности, но на мать...

На маму злиться он не имел права.

Теперь, когда я сидела в самолете и ждала взлета, я чувствовала, как с меня будто спадает тяжелая ноша уходящего настоящего, и чем выше поднимался самолет, тем более далеким и прошлым оно становилось.