Эд Гринвуд: Эльминстер. Рождение Мага

– Конечно, правитель Морнгрим, – ответил Лхэо, указывая на лестницу черпаком, с которого все еще капал джалантовый отвар. – Он у себя. Вы знаете, как пройти.

Морнгрим кивком поблагодарил писца и поспешил наверх, в полумрак, перешагивая зараз сразу через две пыльные ступеньки. Указания Старого Мага были довольно...

Он остановился, потревоженная пыль медленно оседала вокруг него. Взгляду открылась уютная комнатка: полки, заставленные книгами, потертый ковер, удобное кресло... над крайним столом парила совсем готовая – осталось только раскурить – трубка Эльминстера. Но самого Старого Мага нигде не было видно.

Недоуменно пожав плечами, Морнгрим по другой лестнице прошел в следующую комнату, на полу которой одиноко подрагивал сияющий холодным белым светом круг. Эта маленькая круглая комнатка также была пуста.

Помедлив какое-то мгновение, правитель Долины Теней направился к последнему лестничному пролету.

Прежде он никогда не осмелился бы потревожить Старого Мага, когда тот пребывал у себя в опочивальне, но...

Дверь в комнату была приоткрыта. Морнгрим осторожно заглянул внутрь, рука сама привычно легла на рукоять меча. Почти все пространство комнаты занимало круглое ложе, над которым безмолвно мерцал звездами купол темного бездонного неба. Но сие место для отдыха также оставалось нетронутым – пыль успела осесть и на нем. Эльминстера нигде не было – ни в этой комнате, ни в других, которые он только что прошел, если, конечно, он не стал невидимым или не превратил себя в книгу или во что-нибудь в этом роде.

Морнгрим медленно огляделся, от напряжения у него зашевелились волосы. Старый Маг мог быть где угодно, в таких мирах, о которых ведали только он сам да боги. Морнгрим хмуро сдвинул брови, но потом только пожал плечами: в конце концов, кто что знал в Королевствах об Эльминстере и его прошлом? Кому под силу было понять его? Ну разве что если Семи Сестрам...

– Интересно, – размышлял вслух правитель Долины Теней, возвращаясь вниз к Лхэо, – откуда все-таки взялся Эльминстер? А был ли он вообще молодым? И если был, то где? В каком мире? И каким был тогда тот мир?

Наверное, это весьма интересно – стать могущественным волшебником еще в юности.

Настало Время Снятия Покрова, когда богиня Шар раскинула по небосводу свое просторное одеяние из фиолетовой темноты, украшенное блистающими звездами. День был прохладным, и ночь обещала быть ясной и холодной. Последние отблески дня тускло играли на длинных волосах одинокой наездницы, длинные тени ползли впереди нее.

Временами женщина оглядывалась на надвигающуюся ночь. Огромные темные с поволокой глаза, стрелы бровей, прекрасные русые локоны, обрамлявшие дерзкое белое личико, – суровая сила и острый ум не ладили с нежной красотой. Из-за этой ли силы или этой красоты многие из мужчин не могли не думать о ней. Даже королевы завидовали ее красоте – по крайней мере одна-то уж точно. Сейчас в ее огромных глазах не было гордости – только печаль. Весной по этим землям пронеслись пожары. Только обуглившиеся голые стволы торчали там, где буйствовала зеленая красота, которую она все еще помнила, и эти милые сердцу воспоминания составляли все, что осталось ныне от Халангорского Леса.

Когда на пыльную дорогу опустились сумерки, откуда-то с севера донесся волчий вой. Неподалеку в унисон ему завыл другой волк, но одинокая наездница едва ли обратила на это внимание. Видавшие виды рыцари, передвигавшиеся по этой дороге только большими, хорошо вооруженными отрядами, недоверчиво удивились бы ее спокойствию, и не только ему: женщина ехала налегке. Окутывавший ее длинный плащ, стеснявший движения правой руки, трепетал под порывами ветра. Невероятно, но эта высокая, стройная наездница путешествовала по опасной дороге даже без меча. Только глупец мог позволить себе такое! Рыцари скорее всего приняли бы ее или за сумасшедшую, или за колдунью и в этом случае обнажили бы клинки. Кстати сказать, они оказались бы не так уж и не правы.

Судя по вышитой серебристой надписи на плаще, ее звали Мириала Темноокая. За нелюдимый образ жизни, за силу ее колдовства многие крестьяне и горожане побаивались Мириалы, но в то же время любили ее: бывали случаи, когда эта колдунья, как вихрь возмездия, повергала жестоких баронов и забывших о чести и совести рыцарей, оставляя позади себя в назидание другим пылающие в темноте тела. Поэтому-то далеко не всем надменным обитателям замков была она мила и желанна.