Карина Дёмина: Владетель Ниффльхейма

Валькирии ныряли, вылавливали мертвецов и уносили их. Куда?

— Сюда, — ответил Змей, улыбаясь во всю пасть. — Сюда, мальчик.

В котел, который вечно был пуст, ведь одним кабаном, самым огромным, не накормить восемь сотен героев. Как не накормить и богов, чей голод изначально неутолим.

И крылатые возвращались. А кипящее море глотало корабли, спеша забрать свое. И вскоре остались лишь двое: черногривый дракон и драккар из белого ясеня.

Они кружили, два листа в круговороте омута. И касаясь друг друга, нежно, вскользь, дарили удары.

Алексу пришлось вцепиться в Змея, чтобы устоять на ногах.

Море выкипало. Обнажались зеленые гребни гор и ущелья, заполненные слизью. Громыхало лишенное солнца небо. Оно раскололось и выплеснуло огонь, который летел диким зверем, покрывая все и вся. Горели валькирии, падали в грязь и в грязи оставались. Немо орали мертвецы, превращаясь в жирный лиловый пепел.

И бурая кровь богов стояла над землей. Она долго не занималась, а потом вспыхнула разом, добавляя жара в раскаленный мир. Все, что было живым, умерло.

— Не все, — возразил Змей.

Огонь породил воду и погиб, захлебнувшись дождями, которые шли и шли, бесконечны. В них выцветало небо, пока вовсе не истратило краски. Тогда оно замерзло, но дождь продолжал идти, наполняя чашу морского дна.

Муть оседала. Земля прикрывала раны панцирями льда и снега. И волчонок метался меж гранитных шрамов. Он выл, звал, плакал и грыз камни, как будто мог причинить им боль. Трещали волчьи зубы, и кровавая пена лилась из пасти. А на загривок опускался снег, и казалось, что это не снег — ранняя седина, которой все больше и больше. Потом же волк вовсе стал белым.

— Я не понимаю! — Алекс кричал, но вместо крика получался шепот.

На земле прорастали криворукие деревца, распускали лиловые дурманные цветы, и пчелами слетались к ним мары, несли вести из срединного мира о том, что живы люди. Целы их дома, а корабли ждут весны, чтобы выйти в море.

И никуда не исчезли томте-ниссе, домовые человечки, и прочие из хюльдуфолк, скрытного народца, что ульды держат стада, а усебьерны сторожат лес. Тролли портят сети и жернова, а грим выхаживает сердцецветы, готовясь встретить солнце…

— Мир был жив. Мир был мертв. Миры были связаны. И живое жило, а мертвое гнило. Гниль наполяла жилу Хвергельмира. А через нее и травило живое. Пока не отравило вовсе…

Наверное, это похоже на гангрену. Алекс смотрел какой-то фильм, это было очень давно, когда он еще был совсем другим Алексом и любил смотреть фильмы, есть в постели и подумывал тайно купить щенка, но побаивался, что отец велит щенка выбросить.

Тот Алекс не решился бы возразить отцу.

Теперешний не стал бы сомневаться, но ведь дело не в нем, а в гангрене. Серо-сизой гнили, которая завелась от царапины на пальце и ползла все выше и выше. Героя — Алекс не помнил его лица, только эту руку с толстыми вздувшимися пальцами — пытались спасти и руку пилили.

Пилили с куском здоровой, и Алекс думал, что это не правильно вот так высоко резать и отбирать больше, чем надо. Обидно, что он не помнит, чем все закончилось.

Наверное, спасли. Фильмы должны заканчиваться хорошо.

— Конечно, — Змей лег на кабаний череп, растирая его в пыль. Лишь клык остался, длинный острый мертвый клык, который лег в руку. Не меч, но нож.

А двор накрыла тень. Она упала на камни и разлетелась щепой.

— Хороший был бубен, — тихонько засмеялся Змей. — Хороший… Варг долго его делал. Бедный волчонок лишился себя, а теперь и бубна. Но все чем-то жертвуют.

Белая орлица рухнула с небес, и когти ее увязли в чешуйчатой шкуре. Неспеша Змей поднялся и рухнул телом о камни. Камни стали пылью. Орлица же, ударившись оземь, превратилась в человека.

— Привет, — сказал Алекс и руку подал. — А я боялся, что не найду тебя здесь.

Юлька встала. Она глядела не на Алекса — на змея — и лицо ее кривилось. Тогда Алекс понял, что Юльки уже нет, а существо, стоящее перед ним, просто на нее похоже.

У существа рыжие волосы и желтые птичьи глаза. Его руки и шея покрыты перьями, а пальцы — чешуей. Вместо ногтей у него когти, длинные, острые. И существо ударяет ими по Алексовой руке.

— Прочь! — клёкочет валькирия. — Прочь!

И Змей отступает. Он умудряется развернуться на одной точке.

— Стой! — Алекс бежит к воротам, запирает их, но бесполезно — над головой возникает живая арка змеиного тела. — Стой! Ты куда?

— Я обещал моему брату, что приду за ним. Он заслужил отдых.