Виталий Момотюк - Посмертие. Второй шанс

Эйла покинула своё укрытие, подошла и посмотрела ему прямо в глаза.

— Ты ведь знал, что я здесь?

В тоне, которым был задан вопрос, явственно чувствовался вызов.

— Ты хорошо прятаться, — решил уклониться прямого ответа Греф.

— Ты хотел сказать, что я стала лучше скрываться за последние дни, — улыбнулась она, но где‑то в глубине его глаз мелькнуло что‑то очень далёкое от веселья.

Греф поднял руку и прикоснулся пальцами к кончику непослушного локона, который выбрался из‑под стягивающего волосы ремешка и теперь нахально лежал на плече девушки. Уже в который раз за последние несколько дней он снова задал себе вопрос: «А может плюнуть на всё, и будь что будет?» А предмет вопроса стоял прямо перед ним и настоятельно требовал ответа. И ведь нужно было что‑то решать. Даже Лангак, совсем ещё молодой вождь, и тот, отправив Эйлу вместе с ними, дал понять, что Грефу следует решить назревающую проблему. А тот, кто должен её решить, всячески избегает этого.

«В конце то концов, мне придётся объясниться с ней. Не могу же я вечно делать вид, что ничего не понимаю. Сколько ещё я смогу делать вид, что ничего не происходит, а если и происходит, то мне это безразлично. Какой смысл в том, чтобы скрывать правду? Тем более, от самого себя. Я же живой, и умирать пока не собираюсь».

— Эйла, я должен говорить, — решился Греф.

— Должен, — подтвердила она, продолжая столь же пристально вглядываться в его глаза.

— Греф… Его нет здесь, — пальцы руки дважды постучали по волосатой груди, — Так случится.

— Я это знаю.

— Откуда?

— Моран сказала мне. Когда мы привезли тебя сюда в первый раз, чтобы исцелить твои раны, она призвала себе на помощь духов. После ритуала она и сказала мне, что ты не тот Греф. А потом, когда ты впервые ушёл ночью в лес и не дал мне пойти с тобой, она снова сказала: «Забудь того Грефа, которого знала раньше. Его больше нет». И я поняла, что это правда. Поняла, но не хотела верить. Но в селении смотрел на всё так, словно никогда и не жил в нём. Ты даже родных не узнал. А потом ты стал меняться…

— Меняться, — повторил за ней Греф, — Стал меняться. Я стал другим.

«Да, я стал обрастать волосами и научился превращаться не просто в волка, а уже в самую настоящую зверюгу. А ты остаешься всё той же, как и нашу первую встречу.». Но вслух он это не сказал.

— Но Слепой Буддар признал тебя членом племени! — повысила голов девушка, и Греф понял, что она стремительно скатывается к истерике, — А это значит, что ты всё же Греф! Просто шаманы Волков провели свой ритуал…

Оборотень положил ей ладони на плечи, и поток слов прервался.

— Шаман. Один. Он не окончить свой ритуал.

Эйла тряхнула головой, словно отгоняя наваждение, но освобождать плечи не стала.

— Это всё Волки. Их шаманы. Они заставили тебя забыть всё.

— Да, Волки. Но это не всё так. Они проводить ритуал, и…и Греф умирать, — при этих словах Эйла напряглась, и оборотень поспешил исправиться, — Нет. Не умирать, но проиграть дух зверь сражение за тело. Это тело, — уточнил он.

— И что же случилось потом?

— Шаман ошибиться, и тогда приходить я и побеждать их. И остаться здесь, — пальцы снова постучали по груди, — Поэтому я ничего не знать. И никого не знать. Я должен учить всё. Учить язык. Учить оружие. Я чужой.

Эйла настороженно смотрела на него. Потом решительно тряхнула головой так, что волосы хлестнули ей по лицу.

— Буддар не мог ошибиться. Может ты и не Греф. Но ты человек, а не злобный зверь. Тебе позволили жить с нами, и ты не причинил вреда никому из племени. Ты спасал нас и сражался за нас. Ты убедил воинов вступить в битву с Крылатыми Убийцами. И благодаря тебе они победили.

— Да. Но я и зверь тоже. Мы вместе. Мы словно занять чужой дом, изменить его. Трудно находить слова. Нужные слова находить трудно.

Греф решил всё же опустить некоторые подробности истинного состояния вещей. Мало ли что.

— Но тогда в лесу, — Эйла снова принялась всматриваться в его глаза, — Тогда ты всё же спас меня. Почему?

— Тогда я спасать женщину от опасность. Так надо. Это правильно. Но я не знать, кто ты и из какого племени.

— Не знал, но сражался за меня. А сражался ты бы за кого‑то другого?

— Не знаю. Наверное, сражаться. Да. Я знал, что хиддим — это не правильно, плохо. Я чувствовать. Да, я сражаться. Но… Я рад, что тогда спасать тебя. Теперь рад больше, чем тогда.

Греф замолчал, давая собеседнице возможность собраться с мыслями.

— Ты занял чужой дом? — спросила Эйла и уточнила, — Пустой дом?