Ольга Григорьева - Стая

– Он хочет жениться на Рагнхильд?! – взревел Черный. С размаха грохнул кулаком по столу. Блюда подскочили, задребезжали. – Он, лесной звереныш без роду и имени, жаждет породниться с Ингилингами! [186]Не бывать такому!

Вокруг зашумели – здесь мало кому нравился Хаки Берсерк. Вернее, каждый судил примерно так – почему Хаки можно, а мне – нет? Если мне нельзя стать родичем Ингилингов, то и Хаки – нельзя!

– Я, Хальфдан Черный, сын Гудреда и Асы, конунг половины Вестфольда, Согна, Раумарики, Хейдмерка, Ланда, Хадаланда и Тотна, объявляю Хаки Берсерка ниддингом! Ярлы и бонды, собравшиеся здесь, вы принимаете мои слова?

Позади Гюды послышался шорох. Отведя взгляд от влажного пятна на полу, Гюда углядела несколько приблизившихся к конунгу теней. Нестройные голоса подтвердили:

– Да, конунг. Хаки Берсерк будет объявлен ниддингом…

– Ты знаешь, где прячется Берсерк?

Гюда не сразу поняла, что конунг обращался к ней. Лишь когда кто-то, кажется неслышно подобравшийся сзади Латья, легко коснулся ее плеча, сообразила, ответила:

– Да, конунг. Я и приведший меня человек знаем это место. Но мы будем молчать.

И, не позволяя конунгу разразиться гневной речью, пояснила:

– Ты сам назвал нас рабами. Мы – рабы Хаки Берсерка. Хорошие рабы не предают своих хозяев. Я была плохой дочерью князя, а Финн – плохим лекарем. Позволь нам остаться хотя бы хорошими рабами.

В наступившей после ее слов тишине кто-то негромко и устало засмеялся. Обернувшись, Гюда увидела желтоглазого Харека. Волк стоял возле воткнутого в земляной пол у входа факела, скалился в улыбке. Его руки поднялись, встретившись взглядом с Гюдой, он несколько раз одобрительно, почти бесшумно хлопнул ладонями.

– Чтоб свершить свой суд над ниддингом, тебе придется освободить их, – сказал кто-то еще.

Взгляд Гюды метнулся к говорящему. Бьерн так и не поднялся из-за стола. Он даже не смотрел на конунга, уставившись в блюдо перед собой и угрюмо ковыряя его ножом. Потом оторвался от блюда, столкнулся взглядом с княжной.

Гюда задохнулась от пронзившего ее чувства. Будто кто-то неведомый, сама Доля вылепили Бьерна из ее девичьих снов, из ее тайных чаяний, из надежд и слез и свели его с княжной тут, далеко от дома, в чужих землях…

Вокруг шумели урмане, переговаривались. Советовали то конунгу, то друг другу, как следует поступить. О еде запамятовали все. Наконец Черный принял решение:

– Я не стану освобождать чужих рабов, к тому же беглых. Это не по закону. Но когда Хаки умрет или когда тинг прилюдно признает его ниддингом, его имущество по закону перейдет ко мне, как к конунгу этих земель. Я обещаю, что, когда это случится, я освобожу рабов Хаки!

Из-за Бьерна княжна никак не могла сосредоточиться, ошалелые мысли метались стайкой спугнутых мальков, не желали останавливаться.

– Не упрямься, княжна, соглашайся… – шепнул прямо в ухо голос Латьи.

Гюда покосилась на дружинника:

– Я слышала, что Хальфдан Черный держит свое слово, я укажу людям конунга путь к логову Хаки.

– Эта рабыня не так проста, как кажется. Она может заманить твоих людей в ловушку, .. – Княжна узнала проступившее из-за факельного света узкое сухое лицо Кьетви.

– Финн знает дорогу лучше меня. Пусть он ведет людей к Хаки, – заспешила она, пока Хальфдан не успел обдумать слова Кьетви. – А я останусь здесь, и, если люди конунга угодят в ловушку, я расплачусь жизнью за обман.

– Х-ха! Жизнь рабыни за жизнь многих воинов! – фыркнул Кьетви.

Делать было нечего – приходилось рисковать. Гюда выпрямилась, поднялась с колен. Исподолобья глядя на узколицего старика, шагнула к нему:

– Жизнь дочери князя стоит не меньше, чем жизнь любого воина!

Урмане взревели. Наглый тон рабыни не понравился многим, Брошенная чьей-то меткой рукой кость больно стукнула княжну под лопатку, брякнулась на пол. Шустрый рыжий пес с мохнатым, загнутым в кольцо над облезлой спиной хвостом прошмыгнул у княжны под подолом, схватил добычу, урча поволок ее к выходу.

Шум нарастал, накатывая на княжну недовольной волной. Гюда поняла, что ошиблась – ей еще не даровали свободу, а она осмелилась сравнить себя с урманскими воинами, оценить свою жизнь не ниже, чем их жизни…

Ожидая расплаты, она закусила губу. Из-за ее плеча выскользнул Харек, прикрыл ее собой от злых глаз Черного конунга:

– Если собравшиеся здесь воины так трусливы, что боятся пойти в логово Хаки, то туда пойду я. Взяв из усадьбы Сигурда добычу Орма, Хаки взял и мою добычу. Я хочу вернуть ее! Или ты не желаешь этого, Кьетви?