Ольга Григорьева - Стая

– Возьмешь бочонок меда из запасов, отнесешь в воинскую избу. А корову резать не будем, они с утра уходят, так незачем попусту добро переводить, – объяснял работнику Халль. Заговорил еще что-то про дрова и про сторожей, которых надо обойти, проверить, чтоб не спали…

– Ты приехал за мной?

От раздавшегося за спиной высокого мальчишеского голоса Избор чуть не подпрыгнул. Обернулся, хотел было протянуть руки, чтоб обнять брата, однако вовремя остановился. Кивнул.

– Я не вернусь в Альдогу, – исподлобья изучая лицо Избора, сказал Остюг.

– Почему?

Как трудно давались Избору слова! Взвешивал каждое, будто жадный торгаш крупицы соли. Прежде чем вымолвить, обдумывал по три раза – боялся спугнуть хрупкое доверие мальчишки, которого знал все тринадцать лет его жизни.

Остюг неопределенно пожал плечами. Полушубок на его груди распахнулся, открывая взгляду Избора шейный оберег с витиеватыми рунами. Избор уже научился разбираться в оберегах. Этот означал принадлежность к роду конунга Вестфольда.

– Мне нравится тут, – снег скрипнул под ногами Остюга. Мальчишка присел на корточки, сгреб его в ладошку, смял маленький снежок, запустил в сторону леса. – Я не хочу возвращаться. Может, когда-нибудь потом, когда стану сильным конунгом…

Белый комок исчез в темноте.

Избору хотелось спорить с братом, объяснять, что он еще не знает, каково жить здесь, где на каждом клочке земли сидит свой конунг и все они то и дело грызут друг другу глотки, будто бешеные псы, не жалея ни себя, ни своих людей. Хотелось сказать, что за время пути по неприветливым урманским лесам он видел множество камней с упоминаниями похороненных в лесной глуши и всеми забытых ярлов, конунгов, воинов. Хотелось втолковать глупому мальчишке, что предстоящая битва с братьями Гендальва – не шутки, не детские страшилки, которые Остюг любил слушать в Альдоге вечерами, когда Гюда садилась у его постели и принималась стращать малыша сказками. Хотелось…

– Не бойся, – словно подслушав мысли брата, сказал Остюг, отряхнул влажные от растаявшего снега ладони. – Я уже бывал в битвах. Осенью на Гейрстадир напали люди из Раумарики. Я умею защищать себя. После той битвы Олав дал мне новое имя и сказал, что я стал его воспитанником.

– Я не боюсь, – усмехнулся Избор.

Это «не бойся» осталось еще от прежнего ласкового Остюга, отцовского любимца и баловня всех альдожских бабок и тетушек. От воспоминания пахнуло теплом, в груди уютно свернулся пушистый комочек. Осторожно, словно боясь спугнуть редкую птицу, Избор положил ладонь на плечо брата, провел вниз к локтю. Остюг недовольно нахмурился. Меняя тему, спросил:

– Это правда, что Бьерн, сын Горма Старого, служил тебе?

Вряд ли Бьерн служил Избору. Он приносил клятву верности, но оставался сам по себе. Однако, не желая разочаровывать брата, Избор согласно кивнул:

– Да.

– Здорово.

И «здорово» было прежним…

– А правда, что ты воевал в войске Черного конунга в Золотой усадьбе?

– Правда.

– И ты видел, как сражается Бьерн?

– Я сражался рядом с ним.

– Ух!

Не скрывая восхищения, Остюг опять присел на корточки, скатал снежок, бросил к лесу. Вздохнул:

– Гримли говорит, что Бьерн – лучший воин в северных и восточных землях. Что, когда ему было тринадцать, он выследил и, по очереди, вырезал весь хирд Эйра – ярла из Долин, который надругался над его матерью. Он в одиночку шел за Эйром всю осень и зиму, жил в лесу. Я слышал, что последним он убил самого Эйра. Он вызвал Эйра на битву и при всех зарубил его, как жирную беспомощную свинью. А Эйр был хорошим воином. После этого его стали называть Губителем Воинов…

Избор простоял бы у ворот всю ночь, и день, и еще ночь, лишь бы подольше видеть брата, слышать его голос, чувствовать рядом теплое дыхание, смотреть, как он ловко лепит снежки и бросает их в ночную тьму. И пусть при этом он болтает хоть о Бьерне, хоть об Олаве-конунге, только бы не молчал, и не резал по живому, как при встрече: «Я – Рюрик Гейрстадира! »

– Ты вернешься в Альдогу? – неожиданно поинтересовался Остюг.

Перед глазами Набора всплыла утекающая в туман альдожская пристань, одинокая фигура отца – беспомощного и постаревшего в своем горе.

– Да.

– Когда?

Показалось Избору или впрямь брат мечтал поскорее выпроводить его с урманской земли? Проверяя свою догадку, Избор вскользь заметил:

– Не знаю. Когда найду Гюду.

Хотел было добавить: «И уговорю тебя», но промолчал, проглотив вертевшиеся на языке слова.