В. Бирюк - Найм

В одном из французских детективов пожилой полицейский инспектор обнаруживает женщину-убийцу. Она за три-четыре года доводит своего очередного мужа до смерти, просто потому, что вкусно готовит. И в очередной раз становится богатой вдовой. Собрав достаточно доказательств и неопровержимых улик, инспектор является к вдове и говорит:

— Я знаю, что вы убийца. Будьте моей женой. Я вышел на пенсию, у меня есть небольшое состояние, которое останется вам. Я знаю, что больше трёх-четырёх лет при ваших кулинарных талантах — не проживу. Но могу же я, наконец, поесть нормально!

Вот нормальный мужской подход: мы, конечно, можем жрать всё, что угодно, вплоть до жаренных гвоздей. Но за удовольствие хорошо покушать серьёзный мужчина готов и жизнь положить.

Бывает и в другую сторону. Родной фольк, например, такие рецепты выдаёт:

И не говорите, что «истина где-то рядом» — она у нас внутри.

Так что, хозяйка занимается своим хозяйкиным делом, мужики — своим мужским. Что радует, так это отсутствие «вместе пускай-ка нальёт» из выше приведённой песенки. Групповой запой — вещь страшная. Очень вредная и опасная для здоровья и жизни. И тех, которые — «вместе пускай-ка», и случайных окружающих. Мужички мои пока «сухие» — приходят в себя после вчерашних-позавчерашних приключений. Барахлишко перебирают, рубахи, в порубе рваные — штопают. Но это ненадолго. К вечеру дела переделают, начнут соображать и искать. «Кто ищет — что-нибудь всегда…». Найдут. Придётся снова успокаивать. Мужики, они как дети малые — пока не набегаются — не успокоятся. Надо им срочно какое-то новое занятие искать. Может, курсы какие организовать? Икебану там, или макраме какое спрогрессировать? Всеобщее одиннадцатилетнее образование в моей России — не сколько, чтобы детишек научить, сколько — чтобы их время занять.

Так, Иван Юрьевич, не надо о больном — о российском образовании. То помещений нет, то — указаний. То учебников, то компьютеров. Всегда — денег и учителей. Черчиль писал: «Наше самое выгодное капиталовложение — вложение в образование». Бисмарк после первых побед Новогерманской империи приказал поставить памятник школьному учителю. А у нас… «учебный год наступил неожиданно». Причём — ежегодно. Вот детишки кончатся, и проблема закроется. Не будет школьников — любая школьная реформа «на ура» проходить будет. От детишек и их родителей столько забот! А уж расходов!

М-м-м… «Кто хочет, тот…». Сухану с Марой я хорошее занятие нашёл. До-о-олгое. Такой… непрерывный процесс. И ведь не бросишь. Вот ей захотелось и… прямо по песне. А я лишился своего постоянного попутчика. Как-то непривычно одному — как голому. Жизнь без зомби вызывает чувство неуверенности у зомбиводителя. Почему никто из попаданцев не писал, что отсутствие в поле зрения «живого мертвеца» провоцирует нарастание ощущения заброшенности, одиночества и неизбывную депрессию?

Может, мне тоже песню спеть? Грузинскую. «Где же ты моё… Сулико?». Слов не помню. И спросить не у кого: Чарджи тоже… отсыпается «песен попевши». Ночью у него опять… «выход в свет». Или это — «полусвет»?

Вот, Ванюша, все — при деле. Один ты… «привык за победу бороться»? Ну и давай. Сам. Без ансамбля. Потому что есть вещи, которые тебе ну край нужно найти в этом мире.

Типовой попаданец или фентазийник, вляпавшись в своё «ничего себе!» обычно отправляется искать какой-нибудь «фигурный болт». Какой-нибудь «жезл смерти», или «палку вечной жизни», или «кольцо всевластия», или «врата бессмертия»… Какой-нибудь артефакт или «заколдованное место».

И пошёл квест. Правила тут довольно понятные: нужно найти мечника, лучника и колдуна. Этот набор позволяет компенсировать тотальную безграмотность и «рукосуйство» ГГ.

Другой известный пример комплекта «предметов первой необходимости»: негр, женщина и собака. Уровень соображалки и «преданности общему делу» всех членов группы — примерно одинаковы. Но формы выражения несколько различаются. Негр, например, не облизывает ГГ в минуты опасности. В таком «суповом наборе» уже ГГ суперменничает и этим гасит бестолковость своих попутчиков.

Варианты не новы, отработаны ещё в древнегреческих трагедиях. Оттуда и специфический термин: «бог из машины». Древние греки запутывали своих зрителей так, что единственным выходом из громады несуразиц сценического повествования было появления божественной фигуры, которая спускалась сверху на верёвках через систему блоков («машину») и громогласно объясняла зрителям — «что мы конкретно имели в виду».