— Знаешь, я не думаю, что кому-то когда-то удавалось убедить Урзу в том, во что он сам не верил, — сказал Тавнос. — Просто помни, что всегда существует нечто, чего ты еще не знаешь, но можешь познать.
— Поэтому-то ты до сих пор здесь, с моим отцом? — спросил Харбин.
— Вероятно, — ответил Тавнос. — Но я многому научился и от других людей. Мне кажется, я всю жизнь считал, что знаю меньше других, и поэтому всегда больше хотел слушать, чем говорить.
Харбин улыбнулся. Тавнос тем временем подошел к какому-то ящику, стоявшему в углу палатки, покопался в нем и вынул короткий продолговатый предмет. На одном конце у него был большой шар, похожий на апельсин.
— Вот, держи, — сказал он. — Подарок на прощание. Харбин взял предмет в руки.
— Что это?
— Еще один прибор. Я сделал его много лет назад. Он делает владельца недоступным для сенсоров боевых машин. Это всего лишь пробный вариант, у меня не было времени довести его до ума, так что от гигантов он тебя не спасет, но если тебе придется столкнуться с мутантами, то они тебя просто не заметят.
Харбин снова улыбнулся:
— Все заботишься обо мне, дядя Тавнос? Нет, оставь эту вещь себе. Мне кажется, учитывая, где остаешься ты и куда отправляюсь я, тебе он понадобится сильнее.
— Значит, ты все-таки уезжаешь? — сказал Тавнос. Смеясь, Харбин понял руки вверх.
— Ну конечно! Но я вернусь сразу, как только разберусь с этими эльфами. Так что рассчитывайте на меня.
— Не сомневаюсь, — сказал Тавнос. — В конце концов ты же сын своего отца.
— Конечно, — отрешенно сказал Харбин и снова улыбнулся. — Кем еще я могу быть?
Мишра не спросил, ни куда делся Хаджар, ни куда делись корабли, ни что делает сама Ашнод. Он все глубже и глубже погружался в оставшийся на острове лес. Все, что нельзя было скормить кузницам и литейным мастерским, сжигалось и убивалось. На каждом шагу в земле зияли ямы с трупами убитых. В воздухе постоянно висело черное облако дыма. Войска Мишры продвигались вперед медленно, но верно, с поистине механическим упорством уничтожая все на своем пути.
В конце концов Ашнод снова вызвали к Мишре. Войдя, она отметила, что стоявшие справа и слева от кадира монахи похожи на стервятников, ожидающих, когда сидящий промеж них лев убьет очередную жертву и обеспечит их пищей.
— Ты вела переговоры с местными, — начал Мишра, не дав ей времени даже поклониться.
Ашнод бросила взгляд на плотоядные лица монахов и ответила:
— Так точно. Я пыталась подбить их на то, чтобы они напали на войска Урзы. В их отряде есть друиды, которые…
Мишра прервал ее:
— Ты полагаешь, они могут победить моего брата?
Ашнод взглянула на Мишру, но он наклонил голову.
— Нет, — просто ответила она, — не думаю, что им удастся.
— Но они смогут ослабить его армию, — сказал Мишра.
— Так точно, — ответила Ашнод. — К чему ты клонишь?
Мишра поднял голову, и Ашнод увидела, что в его глазах бушует пламя.
— Главные позиции Урзы находятся в семи днях пешего марша отсюда. В данный момент к ним направляется эльфийское войско, до Урзы им осталось два дня ходу. Я полагаю, что, если эльфы нападут на моего брата, они подорвут его силы в достаточной степени, чтобы я мог окончательно раздавить его. Я хочу знать твое мнение.
— У Урзы немало машин, — начала Ашнод, но тут же оборвала себя, увидев, как Мишра нахмурился. — Так точно. Если эльфы первым делом атакуют Урзу, то он понесет большие потери. Но из любого столкновения с местными он, несомненно, выйдет победителем.
— Спасибо, — сказал Мишра и отвернулся. — Можешь идти.
— Господин, — сказала Ашнод, — если вы намерены вступить в битву, нужно разработать план.
— Я все уже подготовил, — сказал Мишра, и священник справа изобразил на лице мерзкую улыбку. Ашнод поняла, кто помогал императору составлять план. — Мы соберем силы и выступим вслед за эльфами, чтобы напасть на брата сразу же, как только он закончит битву с местными. Можешь идти.
Ашнод бросила короткий взгляд на монаха, затем низко поклонилась Мишре и покинула тронный зал, громким шепотом понося все и вся.
Тем вечером Братство Джикса устроило праздник. Монахи запалили у себя в лагере огромный костер и пели и плясали вокруг него всю ночь. Ашнод хотела было воспользоваться этим и попытаться повидать Мишру наедине, но отказалась от этой мысли. Вне всяких сомнений, джиксийцы оставили кого-то следить за кадиром-изобретателем.
Рыжеволосая женщина сидела в своей палатке, сжимая в руках мешок, в котором до сих пор лежал гол-готский силекс. Кажется, она не сможет принять участия в битве. И после того как битва закончится, она станет пустым местом — и в империи, и для Мишры. Она задумалась и уставилась в темноту, из которой доносились лишь радостные возгласы монахов.
Читать дальше