Александр Сальников - Революция 2. Начало

— А чего бы ты пожелала? — вскинул бровь Керенский.

Ольга Львовна кокетливо улыбнулась и протянула к его лицу руку. Пальцы жены нежно тронули прилипшие ко лбу пряди.

— Ты у меня, Саша, теперь человек важный, — мило прощебетала она. — Не идет тебе эта стрижка.

— В смысле? — опешил Керенский. Такого поворота он никак не ожидал.

— Носи волосы бобриком, — уверено продолжала жена. — У тебя такой лоб высокий, а ты его прячешь! Да и будет казаться, что волос гуще… — Ольга подошла, поцеловала мужа в макушку и положила на стол перед ним Орла. — Пойдем спать, мой зачарованный принц. А то скоро уже мальчишек поднимать пора.

Керенский в одно движение спрятал фигурку в карман и встал у зеркала.

— Ты думаешь, так и впрямь лучше? — Александр Федорович откинул волосы со лба. Придерживая пряди ладонью, он разглядывал свое отражение.

— Несомненно! — Ольга подошла сзади и обняла. Подбородок уткнулся в плечо. Губы жарко прошептали на ухо: — И смени пиджак на френч. Тебе очень пойдет военная форма.

— Ваше величество! Ваше величество! — второпях старичок не надел даже шапки.

Государь повернулся, так и не сойдя с последней ступеньки на землю. Камердинер с удивительной для его возраста прытью мелькнул меж колонн и уже мчался вниз по лестнице.

— Алексей Егорович, ну что же вы, голубчик! — строго отчитала его Аликс. — Вы же простудитесь! Мороз-то какой!

Император глянул на низкое серое небо. Градусов двенадцать от силы, но супруга была права — пожилой камердинер рисковал заработать пневмонию, выскочив на промозглый ветер неодетым.

— Ваше величество! — Алексей Егорович протянул государю скомканный платок. — Истопник из золы достал. В спальне вашего величества.

Николай автоматически развернул находку. На белоснежном и накрахмаленном платке лежал Кот. Серебристая фигурка словно только что вышла из-под рук ювелира. Огонь камина не оставил на ней никакого следа.

Сердце больно ударило в ребра государю.

— Что там, Ники? — опять сунула свой длинный нос в не свое дело Аликс.

— Пустяки, — хрипло ответил Николай. Он скомкал платок и опустил фигурку в карман шинели. — Безделица.

Государь надвинул папаху на глаза и, подхватив супругу под локоть, спешно зашагал к авто. Дочери засеменили следом. Последним шел печальный цесаревич. В руках он нес букет белых цветов.

Машина недолго катила по Царскому Селу. Миновав Ламской павильон, авто забрало направо и, обогнув по дорожке овальные пруды, выбралось через узкую полоску дикой рощи Александровского парка к полю.

На небольшом возвышении у самых елей стояла недостроенная деревянная часовенка. Свежий сруб не успели выкрасить, но маковка блестела на случайно выглянувшем меж туч солнце. Государь перекрестился.

Погода наладилась. Небо сделалось ярко-голубым. Все вокруг наполнилось сиянием: сверкающее солнце, искрящийся алмазной россыпью наст придавали печальной картине торжественности.

У входа в часовню стоял полицейский фургон. Скучившиеся поодаль казаки царского конвоя, завидев государев мобиль, побросали папироски и вытянулись во фрунт.

Машина остановилась. Николай расправил плечи и решительно распахнул дверцу. Императрица приняла из рук сына букет, коротко вздохнула и вышла следом за государем.

По узким доскам, брошенным на снежную корку, царская семья приблизилась к часовне. Казаки уже вынули из фургона простой дубовый гроб. На крышке помещался православный крест, а напротив лица покойного — небольшое оконце, забранное толстым стеклом.

Аликс тяжело оперлась о руку мужа. Лицо ее побелело. На глазах появились слезы. Последние шаги до гроба дались особенно тяжело — государю показалось, что она вот-вот лишится чувств.

Сам Николай подставил плечо под скорбную ношу, и ее занесли в бревенчатый склеп, устроенный в левой крестовине будущего храма. Цесаревич шел сзади и держал прикрепленную к гробу черную шелковую ленту.

Государыня раздала всем присутствующим по цветку. Началась лития.

Стоя у изголовья, Николай вполуха слушал распевный бас отца Александра. Глаза его были прикованы к окошку в крышке гроба. За ним угадывалось знакомое, но ставшее удивительно чужим лицо бедного Григория. В голове государя вдруг зазвучал голос Старца. Его последние строки, последний совет и напутствие:

«Ты должен подумать, все учесть и осторожно действовать. Ты должен заботиться о твоем спасении и сказать твоим родным, что я им заплатил моей жизнью. Меня убьют. Я уже не в живых. Молись, молись. Будь сильным. Заботься о твоем избранном роде».