Юрий Иванович - Найти себя

Каждому людоеду, желающему потешить свои низменные инстинкты, выдавалась всего одна стрела, которой он, по предварительной договоренности, должен был убить конкретного пленника. В кого он стреляет – пленникам не сообщалось, дабы те двигались и бегали по камере более интенсивно. Если стрелок убивал не свою мишень, его облагали огромным штрафом, если попадал правильно, имел право забрать мясо на собственную кухню или принести в дар принцу и его гостям. Если просто промазывал в стрельбе, то выставлял другим спорщикам выпивку из своих запасов.

В общем, веселье – в самом гнусном стиле людоедского бытия. И только управляющий оказался единственным в этой крепости существом, заинтересованным в нашей долгой выживаемости. Еще и пояснил со всей циничной откровенностью:

– Постарайтесь выжить, очень вас прошу. И обещаю, что кормить вас буду, поить и дальше самым лучшим и качественным. Если эту ночь переживете, то даже вина подброшу для расслабления. Гостей тоже постараюсь привести сюда уже после того, как они будут изрядно навеселе, да и не все из них отличные стрелки, может жребий именно на них пасть, тогда вам вообще будет увернуться от стрелы – не проблема.

Гигант не выдержал и зарычал:

– А чего это ты, гад, о нас так беспокоишься?

– Я не о тебе беспокоюсь, о самый большой ломоть мяса! – заржал управляющий. – Я беспокоюсь в первую очередь о твоих земляках. Ибо как только вас изжарят, от меня принц потребует опять заполнить тир живыми мишенями, мне придется посылать отряд в ваше драное Леснавское царство, а то и самому с ним переться за тридевять земель. Какой-нибудь поселок или деревню мы сожжем, жителей пригоним сюда, так что учитывайте: чем дольше вы продержитесь, тем меньше ваших земляков погибнет. А чтобы вы не сомневались, то подождите несколько дней и сами поговорите с новыми соседями. Боевой отряд уже отправился в Трилистье, и вместо четырех съеденных позавчера дохляков здесь вскоре будет не протолкнуться от новых мишеней с востока. Так что старайтесь, ребятки! Выживаемость – это не только в моих, но и ваших интересах.

Управляющий внимательно осмотрел каждого угрюмого пленника, остановив свой взгляд на мне:

– Что, дитятко, не обижают тебя эти голодранцы с запада?

Я хотел высказаться крайне негативно и о своих сокамерниках, и о людоедах, но вместо понятных слов из моего измученного спазмами горла вырвался только хрип и клекот. Зато отозвался с презрением сидящий рядом со мной Миурти:

– И где вы такого недоростка отыскали? Он даже бегать как следует не умеет.

– О! Ты не видел, с какой ловкостью он от кнута нашего повара уворачивался, – рассмеялся Заррабга. – Я, правда, тоже не видел и сомневаюсь, но и страж верхнего яруса подтверждал необычайную подвижность этого уродца.

– Вот именно, что уродца, – продолжал кривиться молодой охотник. – Вы же его мясом отравитесь, он явно болен. Взяли бы его лучше себе в слуги, он и то своей шустростью больше бы пользы принес, с веником и совком по коридорам замка бегая.

– Издеваешься, мясо? Только людей нам в слугах не хватает! Хе! Сами справляемся. А что не можем, то за нас кречи делают. Так что и этот живчик пусть от стрел побегает, вы его подучите как следует, авось и выживет сегодня. Ха-ха-ха!

Под этот утробный смех все три зроака и покинули довольно просторное помещение через дверь справа и там начали разговор с кем-то еще, слышимый, пока дверь плотно не закрылась, отсекая шум.

Хоть я и не спрашивал ничего, парень мне стал объяснять по собственной инициативе:

– За той дверью сидит страж этого тира. Дед. Вернее, не сидит, он там проживает. Следит за луками, готовит и чинит стрелы, поддерживает у себя огонь в камине. Сюда только один раз показался, позавчера, когда выдавал принцу и его гостям луки и стрелы. Противное создание, старое и наглое: не постеснялся у принца выклянчить лопатку из любой жертвы и прыгал от радости, когда убили всех четверых воинов Трилистья. И остальные зроаки к нему с уважением относятся, словно к старому ветерану или наставнику.

Я стоически проигнорировал его слова, пытаясь сообразить, зачем он мне это рассказывает и почему все остальные, хоть и аккуратно собрали всю пищу, уложив ее на каменные нары, продолжают стоять и не приступают к обеду. Уж не собираются ли они разыграть сцену «Искреннее покаяние и заламывание рук с расшибанием лбов об стену»?

Кажется, угадал. Миурти тяжело вздохнул, и тон его стал просительным: