Людмила Астахова - Другая река

– Через пару дней мы уезжаем из Ролло, и, наверное, я уже не вернусь. Поэтому самое время попросить у тебя прощения, Харанд, сын Заридина. И у твоей жены тоже.

Глаза Харанда налились кровью. Тангарская ревность вошла в поговорку, на юге порой говорили «ревнив, как тангар», имея в виду всякого ревнивого безумца. Но Харанд сдержался.

– Лионан сама меня выбрала, я ее не неволил, – глухо сказал он, кусая обветренные губы.

– Я знаю. Мне надоели разговоры, да и тебе наверняка тоже. Когда я уеду, все наладится. Пройдет время, и кумушкам надоест чесать языки.

– Тебя никто из города не гонит.

– Да, это так, но и оставаться я здесь больше не могу. Знаешь, как люди говорят: с глаз – долой, из сердца вон. Мало ли на свете хороших тангарских девушек… Так что прощай, Харанд. И не обижай ее. Договорились? Кто ж виноват, что я себе придумал лишнего?

Мужчины помолчали, мысленно переваривая тяжкий разговор, и затем как-то внезапно протянули друг другу руки. Для крепкого тангарского рукопожатия.

– Прощай, Торвардин, – сказал рыжий тангар вслед уходящему сопернику.

Домой они вернулись в молчании. Мэд как ни в чем не бывало завалился спать, а Тор всю ночь провел без сна. Дом пах детством, матушкиными пирогами, раскаленным, железом из отцовской мастерской. На окнах комнаты старые шторки с журавлями, которые вышивала до замужества старшая сестра. Комод и полки они сколотили когда-то с дедом. Простой полосатый ковер вышел из-под рук другой сестры, когда та только училась ткать, а горшки под немудреные цветы – наследство от прабабки, старой карги, до сих пор топчущей землю.

Сколько раз эта комната снилась тангару в чужих краях, и одна только мысль о том, что нужно сюда вернуться, заставляла крепче сжимать рукоять меча в бою. Другое дело, что радость возвращения обернулась горечью всеобщего разочарования. Дед молчал, но в его желтоватых глазах притаилась грусть. Оттого что не вышло из любимого внука хорошего мастера, только и научился что железякой махать. Отец и мать просто радовались, что сын вернулся целым и невредимым из своих опасных странствий. Хотя… они тоже были разочарованы. Торговля Тора не влекла, кузнецом он тоже был неважным, что правда то правда. Так, не кузнец, а подмастерье, которому настоящий мастер разве только мехи позволил бы качать. Вот что касается механики, тут – да, Тор мог дать фору любому умельцу в Ролло и его окрестностях. На чужбине он времени даром не терял, и если попадала к нему какая-нибудь механическая игрушка, он тут же разбирал ее на детальки и с упорством неофита изучал скрытые в ней секреты. Торвардин привез из Маргара целую сумку ученых свитков, стоивших не меньше, чем знаменитые саффские шелка. Труд «Разнообразные свойства металлов, кои пригодны будут для всяческих механизмов», вышедший из-под пера знаменитого Белара Инисфарца, тангар зачитал до дыр.

– Тор, – тихонько позвал из коридора Лэн. – Тор, ты спишь?

Тот осторожно, чтоб не разбудить Мэда, выскользнул к брату. Дверь легонько скрипнула.

– Что надо?

– Мне тут сказали… – замялся Лэн.

– Да, я подрался с братом Харанда. А потом мы с Малаганом оттащили его домой.

– И что ОН?!! – охнул несдержанно юноша, имея в виду, разумеется, мужа Лионан.

– Ничего особенного. Поговорили по-хорошему. Я ведь в самом деле на него не в обиде. Да и на Ли тоже. Чтобы она свою молодость и красоту убила на ожидание? Да ни за что! Какой из меня муж-кормилец? Одно слово – наемник, – грустно сказал Тор.

– Не говори так! – вспыхнул Лэн. – Ты самый лучший, самый сильный, самый…

– Самый глупый? – хмыкнул тот, обрывая словоизлияния братца. – Не говори глупостей, ради Святого огня. И вот еще что – еще раз хоть словом, хоть взглядом заденете Лионан, более нет у меня братьев. Понятно?

Лэн потрясенно кивнул.

– Будет на то высшая воля, найду себе девушку по душе, а нет – так тому и быть. Но только Ли тут ни в чем не виновата. Женщина сама вправе выбрать отца своим детям. А теперь топай спать, братишка. Топай, а то пристал, как репей к козьей заднице.

Юноша ушел, и Тору стало спокойней на душе. Паренек растет толковым и со временем станет тем, кем не смог стать для своей семьи Торвардин, – опорой, гордостью и примером для подражания.

Если уж тангар что-то решил, то никакая сила не заставит его отступить от задуманного. А если уж он сказал кому о задуманном, то хоть режь его, но быть посему. А потому, когда утром Торвардин объявил потрясенной родне, что покидает дом и Ролло, разразился настоящий скандал.