Татьяна Мудрая - Мириад островов

— Пап, я не думала, что в Вертдоме такая зима.

— В Вирте может случиться всё, что тебе угодно: снег среди лета, земляника посреди зимы, свинопаска на престоле и мейстер в королевском венце. Только сам Вирт оттого и Вирт, то есть выдуманная реальность, что заставляет играть по его личным правилам.

— А какие это правила?

— Никому не известно. Четыре Земли каждый раз выдумывают новые. Даже времена года не похожи ни на европейские, ни на азиатские, а уж про обычаи не говорю. Да что там! Сам рай Блаженные Поля эти, у них мигает, моргает и вертится колесом.

— Пап, а отсюда навсегда уходят?

— Есть такое суеверие о плотных призраках, которые вполне могут общаться с живыми вертдомцами, пока пребывают на Полях Блаженства. Только это явно не для русского человека, явно…

Небо вращается, как черно-белый зонтик, на котором вода рисует цветные изображения, и вот снежинки становятся алыми и жёлтыми ладошками клёна, тополиными глянцево-зелёными сердцами, охряной берёзовой шелухой, зеленоватыми, со ржавым ободком, фигурными опахалами конского каштана.

И в самом центре, где должна быть рукоять, вспыхивает огромной розоватой дыней утреннее солнце.

«Фу, занавеску с вечера плохо задёрнула, что ли, — думает Галина, потягиваясь на ложе. — Спать хорошо, во сне ничего решать не надо».

«А кто тебе велит решать? — говорит внутри девушки ехидный голос. — Раньше все взрослые это делали, потом один отец. Скомандовал — и пошло-поехало в Верт за орехами. Бедной Тане все были жребии равны. Оттого я не рву волос на голове, что он меня тогда, почти что рядом с маминым огнищем, изнасиловал, или из-за спиритической сказочки о втором пришествии? Или потому, что…»

— Сэнья, — заметив шевеленье внутри кареты, говорит Орихалхо. — Вы проснуты? Вы одеты? Я могу принести сэнье теплоту для умывания, всё равно кофе на костре варить.

«Вот потому. Свято место не бывает пусто. Бабулино присловье. Как там она сама? Если удалить омертвелости вовремя, человек может тянуть годы. Но в землю все равно не дадут лечь. Страшная, небывалая инфекция, которая подсекает под корень производительные возможности нации».

— Я встаю. Сколько до морского побережья?

— Если не дождь, то неделя.

— То есть если дороги не расквасит?

— Рутенского квасу мне однажды довелось пить, жидкая глина на него нимало не похожа. Может статься, ещё кофе к жареной грудинке?

Кажется, этот дикарь понимал куда больше, чем хотел признаться, и ещё трунил над нею.

Но двигался рыдван довольно резво — уж это Орихалхо умел. Благо натягивать поводья, типа тормозить, когда впереди показывалась чья-то объёмистая корма (отгоняющая хвостом слепней или грохочущая ржавым ведром), практически не приходилось. Вот навстречу кое-кто попадался — надо же, двустороннее движение в этой пылище завелось!

Собственно, ничего интересного сквозь прогал кожаной занавеси: унылые телеги переселенцев, запряжённые круторогими быками, такие же, как когда-то они с отцом, одиночные всадники, реже всадницы, которые сидели позади грумов, обхватив их за пояс. Как-то прогрохотала такая же карета, как у них, но поуже и приёмистей, почти без окон и запряжённая четвернёй: почта. За ней, по всей видимости, тянулся пыльный шлейф, но Галина не захотела проверить: тотчас закупорилась обратно. Вот когда с рёвом и грохотом мимо них проскочила некая торпеда на двух круговых вихрях, неся на себе верхового в космонавтском шлеме. Галина не успела ничего сделать: острые камешки хлестнули по корпусу рыдвана, едва не угодив ей в лицо целой горстью. Еле отпрянула.

— Сэнья, — тотчас стукнул Орихалко в переднее окошко, затянутое чем- то вроде сверхпрозрачного бычьего пузыря. — Надеюсь, сэнью не зацепило?

— Обошлось. Что это такое было?

— Живой сайкл на солярном сырье.

— А, мультискоростной скутер на солнечных батареях. Это как у их величества короля, что ли? С примесью священной крови и оттого доброе, разумное и вечное для прикупа?

— Игрушка, — Орихалхо с презрением оскалился, выплюнул изо рта грязь. — Ума ни на грош у обоих, что под стеклянной шапкой, что под закрылками. Добро хоть воздух не пережигает, а то завелись и такие. На аквавите.

Должно быть, от волнения он сильно улучшил своё эсперанто, подумала Галина.

После такого она уже ничему не удивлялась, как год назад, увидев на обширной луговине косилку, запряжённую двумя лошадками — пониже в холке и похуже статью, чем их собственные. Положенный набок сквозной цилиндр неторопливо двигался, оставляя за собой грядку скошенной зелени, колёса с широкими ободьями мягко пружинили, мащина стрекотала огромным кузнечиком, а по её следам с расчётливой неторопливостью шествовали сервы с граблями. Каждый катил перед собою нечто круглое, будто жук-скарабей, и время от времени сваливал сено в междурядье.