Татьяна Мудрая - Мириад островов. Строптивицы

— Не капризу, но верховому чутью, — Эстрелья подняла к небу костлявый палец с длинным карминовым ногтем, только что не послюнила на манер мореходов — прознать, откуда ветер дует.

— Девочки не отступятся, — удручённо объяснил мессер Барбе Дарвильи на собранном наспех квазисемейном совете. — Я уж не рад был, что выманил их у матери. Всей командой крутили как хотели: по вантам лазают и со снастями управляются получше любого моряка, морским жаргоном так сыплют, что у любого боцмана искры из глаз, взгляд как выстрел из двойного арбалета, манеры победительные. Когда ты не сомневаешься, что тебя будут слушать и слушаться, — так обыкновенно и выходит. А если с первого раза не получилось, так можно и улыбнуться, и прощения медовым голоском попросить.

— Манипуляторши, — подытожил король. — Ну и как я рационализирую вызов?

— Прямей прямого, — отозвалась королева-мать. — Сюзерен имеет право дать вассалу поручение или понудить к браку. Особенно когда такие порочащие слухи и связи…

— Какие слухи?

— Соберём, труда не составит, — Торригаль поднялся с места, зашагал по внешнему ряду могутных кресел, почти таких же с виду, как королевское. — Вон этот будущий орденской гранмесье факт придерживает за пазухой увесистую пачку компромата. У Супремы на всех имелись досье, даже на неродившихся младенцев.

Барбе удручённо кивнул.

«Все забываю спросить — у него имя двойное или «Дарвильи» — это фамилия? — подумал король. — Вообще-то слишком похоже на Барбе д`Орвильи, великого денди-гея. Как его, любопытно, родная мама называла, пока в утробе рос?»

А вслух произнёс:

— На ком женить-то кавалеров собираемся?

— Да на самих девчонках, — ответила Эстрелья.

— Так вот сразу? Да сколько им?

— Старшей семнадцатый, а младшей вот-вот шестнадцать стукнет.

— Так это же малолетки сущие.

— В бывшем твоём Рутене — малолетки. А здесь до того поспели, что изо всех пор соком брызжет. Помедлишь — как бы за простых строгалей выдавать не пришлось.

— Засиделись на своей кочке. Благодарение богам и пророкам, обучали их там плотно, — наконец раскрыла уста Библис. — И отчинять, и зачинать, и пронзать, и от таковых ударов беречься. Это в придачу ко всякому бумажному многомудрию. Стоило бы их — помимо рыжего шайтана Рауди и чёрной то ли девки, то ли парня Орихалхо — к дочерям Великой Матери направить, да куда уж там. Не Сконд у тебя, франзонская земля унылая.

«А ничего себе старушка, бодрая. Только что в ином духе, чем Ма Эстре. Как это получилось, что бабка отца его же матери на год младше?» — подумал Юлька. И наспех подсчитал, что обе старших дамы хорошо уже влезли в девятый десяток.

— Погодите, уважаемые, — сказал вслух, — зачем так радикально? Ведь в Верте и обручение принято. Испытательный срок перед консуммацией, который может тянуться годы и годы. А уж если положить на всё дело телесную печать — так до самой смерти не разведёшься.

— При известном старании всё возможно, — с жёстким юмором ответила Стелламарис. Вот прекрасной супруги своего конюшего Юлька боялся более всех прочих советниц: рыжие кудри — медная стружка, губы что кровоточащий шрам, лицо без единой морщинки и кровинки, характер ведьмы-вековухи, осанка и вообще бестрепетная. Нетрудно догадаться, какого характера развод она имеет в виду.

— И вообще что тот солдат, что этот, — процитировал Брехта её продвинутый муж. — Уж если окручивать обеих девок сразу, так хоть за добрых приятелей. Да не за владетельных и чванных, но тех, кого можно завязать на приданом. А медлить, пока в них сердечко затрепещет, — так ведь и не дождёшься ничего помимо суеглупости!

— Как-то вы неуютно на любовь смотрите, — вздохнул Юлиан. — И на сердечное согласие.

— Уважительно мы смотрим. Но если пускать брачные дела на самотёк, — поставила точку в разговоре Ма Эстре, — всё вертдомское тканьё с его продольными, поперечными и круговыми, как у паука, связями бы распустилось. А то и вообще не создалось.

Поднялась и с надлежащей торжественностью удалилась.

«Вот на такой зыбком основании и строим», — сокрушённо подумал Юлиан, перед которым события брачного совета промелькнули подобием малого клейма на иконе, коей была его обычная вертдомская жизнь.

А дверничий уже объявлял:

— Их светлости Арминаль де Шарменуаз и Сентемир де Октомбер, владельцы маркизатов Шарменуаз и Октомбер, по королевской воле и приказанию!

Юлиан вмиг выпрямился на сиденье, изо всех сил пытаясь на коснуться спиной мягкого.