Татьяна Мудрая - Мириад островов. Строптивицы

Его грустные мысли развеял гвардеец, он же стражник, он же придверный лакей, что достался по наследству от отца:

— В соответствии с указаниями вашего молодого величества Фрейр-Юлиана, их светлости Арминаль де Шарменуаз и Сентемир де Октомбер доставлены и ждут в кордегардии, — доложил он.

«Хм, поскольку они маркизы, способней именовать их просто милордами, — подумал сам Фрейр-Юлиан. — В качестве сниженной альтернативы. Но поелику на титул претендуют весьма и весьма милые особы — так и быть, поддержим планку повыше. Нет, вот ведь какой чепухой приходится забивать голову».

— В какую кордегардию помещены эти светлости? Караулку или между дверьми, где кушетка для ночной смены?

— В караулке они, ваша величавость. Тамбур всё-таки не место для неблагонадёжных арестантов.

— Откуда ты взял, Торкель, что они арестованы, — проворчал Юлиан. — По-моему, я вполне учтиво их пригласил. Через охраняемого гонца, а не этой… скоростной голубиной почтой. Письмом на казённом бланке с гербами. Маются теперь среди грубой солдатни и против короля грешат словесно. Хотя и верно: малая прихожая — место интимное.

«Ну, дело у меня к этим благородным готийцам тоже весьма интимного свойства, — подумал король. — И хорошо, что двери двойные с прослойкой, а стража, помимо вот этого типуса, является строго по звонку».

— Что стал навытяжку? — сказал куда громче. — Прикажи вести. И с надлежащим почтением, зараза! С расшаркиваниями или как там в вашей плебейской среде принято!

Пока Торкель управлялся с поручением, сам король размышлял, с чего всё, собственно, заварилось. К делам коронационным и инаугурационным в Вертдоме подходили обстоятельно и с неким даже сладострастием: поговаривали, что короля-Медведя, прадеда самого Фрейра-Юлиана, понуждали вынимать из камня раскалённый клинок, чтобы подтвердить чистоту кровей. Юльку только мурыжили до потери пульса: заставляли принимать регалии из рук новообретённого папаши, приводили к целованию и присяге, водили по главным церквям всех имеющихся в Ромалине религий, заново перевенчивали с крошкой Фре и узаконивали непонятного младенчика по имени Элинор или Илинар, плод раздора, который родился у неё от Фрейра-вертдомца, но отчего-то сильно смахивал на морянское чадо. И до кучи подкрутили к семье резервного мальчишку Арманта, сводного братца Эли.

Сам папа Кьярт, по совместительству брат-послушник Каринтий, от большей части церемоний самоустранился — сидел у ложа своего непосредственного спасителя и сводного брата Барбе Дарвильи МакБрендана. Когда же мессер Барбе оправился настолько, что смог быть представлен перед королевские очи, то сразу выдвинул несколько дельных предложений. Во-первых, расширить его родное езуитское подворье в самом Ромалине, в готийской Лутении и прочих больших городах. Разумеется, на королевские укреплённые замки типа Вробурга или пограничные скондийские они не покушаются — там иная власть и иная охрана. Услышав это, брат Каринтий довольно кивнул, мать-королева промолвила, что время настаёт неспокойное, а лучше ищеек и интриганов, чем монашки в брылях, во всём Вертдоме не придумано. Скондские Братья Чистоты — они больше по части прямого террора.

«Утешительно, — добавил про себя Юлька. — Что же, назвался груздем — полезай в кузов».

И ответил:

— Я весьма склонен удовлетворить ходатайство уважаемого короля-отца и моей не менее уважаемой бабушки. Но в качестве пробного задания — не могли бы святые братья выдать мне список всех моих соплеменников, которые остались в Верте после того, как основной контингент выдворили? Разумеется, со всеми биографическими и фактографическими — как их там! — подробностями.

— Сие не так трудно, как полагает лорд король, — с лёгкой полуулыбкой ответил Барбе, и Юлиан подивился, до чего же он молодо выглядит и изящно держится, несмотря на солидные лета и выпавшие передряги. — Мы давно следим за теми, кто мог бы принести в Вертдом Белую Напасть, но, по счастью, не принёс. А теперь и в самом Рутене, как слышно, она затихла, вернее — затаилась.

И с той же приятной миной объяснил, что был тесно знаком с некоей рутенкой и её отцом, которые готовы были умереть, лишь бы сохранить себя для Вертдома. Второго он исповедовал перед казнью, а первая… Лет пятнадцать назад имя её неплохо поминали в Сконде.

— Поминали или всё-таки помнили? — спросил юный король. Он уже привык, что некоторые вертцы пользуются его родным наречием весьма изощрённо.