Татьяна Мудрая: Костры Сентегира

— Не запинайся. Будь молодцом — получишь награду, — приговаривала Карди.

Наконец, они добрались куда-то, и Сергею позволено было шлепнуться на гладкую, недурно отполированную глыбу с подобием спинки. Карди воткнула факел в кольцо на стене и завозилась в какой-то нише естественного происхождения.

— Вот тебе ягмурлук взамен брошенного. Согреться важней, чем наесться.

Тяжёлая накидка с капюшоном, от которой вовсю разит немытой овцой, летит ему на колени. А женщина уже спешит куда-то с большой фаянсовой чашкой в руках и через минуту приносит ее полной горячего варева. Такого вкусного, что разбираться с содержимым Сергею пришлось не раньше, чем показалось дно: рис с чесноком и гранатовыми зернами? Какой-то мясной порошок и травы?

— У тебя здесь, наверное, вечный огонь спрятан под слоем влажного мха.

— Не шути. Костер — это едкая копоть внутри дома или заметный дым снаружи. Горячий минеральный ключ, а понизу, для ясности, — кускус и пеммикан. У нас другие названия, вообще-то. Серы в еде не почувствовал? Значит, сильно голодный.

Сходила еще раз, принесла чистую чашу и кожаное ведро с тёплой водой.

Поставила рядом с мужчиной, сложила рядом новую рубаху, порты и куртку, всё тёмное, поверх всего — полотенце-утирку и опасную бритву длиной с хороший кинжал.

Оботрись, умойся и побрейся, а то смотреть на тебя мерзостно. Ваш закон, я думаю, позволяет вам ходить гололицыми?

— Зеркальце бы еще, хоть с изъяном. И ножницы — волос подровнять.

Женщина чуть удивленно приподняла бровь:

— Экий шустрый.

Однако из кармана штанов тотчас появилась круглая плоская коробочка: зеркальце внутри костяных створок рассекала такая же трещина, что и лицо, которое в него смотрелось.

— Вот тебе на подержание. А волосы не режь, лучше в хвост или косу забери.

— Непонятки сплошные, — пробормотал мужчина себе под нос. Однако послушался. Пока он скоблил упрямую щетину, обтирал лицо и тело сначала небольшим рушником, потом обрывками старой одежды, одевался и обувался, Карди не сводила с него оценивающих глаз. Было неприятно, чуть конфузно — но не более того.

— Удовлетворился своим положением? — сказала под конец. — Теперь спрашивай. А потом я тебя.

— Насчет той глыбы.

— Корни ломикамня выстреливают такую жидкость, что гранит в ней растворяется. Пока мох накапливает новую порцию сока, глыба себя восстанавливает. Мерцание жизни. Надо успеть проскочить в паузе, что нам и удалось.

— Хм. Примем за правду.

— Если ты этого не будешь делать, долго не просуществуешь, — ответила женщина хладнокровно. — Дальше?

— Краем глаза я видел одеяла, посуду, мешочки со съестным и оружейным припасом. Даже бельё. Что тут за место?

— Охотничья избушка в тайге. Припоминаешь такое в жизни?

— Для кого?

— Тех, кому надо. Только свою отметину положено сделать у входа, чтобы лишние для тебя люди не вошли. Подождали снаружи, к примеру. Но это в худшем случае. Обычно просто отходят на почтительное расстояние.

— Мы вроде как оставили след. Плащи эти.

— Угм, — ответила женщина с рассеянной миной.

— А ждать нас… кто?

— Там посмотрим.

— Что ты делаешь в Лэне?

— Некорректный вопрос. Что хочу, то и творю.

— Забираю слова назад.

— Ладно. Чтобы к этому больше не возвращаться: университет там, у себя, кончал? Представь себе: итоговый экзамен на носу, а тут обнаруживается, что в твоём школьном аттестате на месте оценки за чистописание стоит прочерк. Вот и приходится заполнять, ага.

— Почему ни ты, ни я в разговоре не называем имен?

Женщина довольно усмехнулась.

— Наконец-то дело спросил. Ни для тебя, ни для меня они еще не обросли плотью — вот почему. Пустые скорлупы. Всё, исчерпался? Очередь за тобой.

— Спрашивай — повинуюсь.

— Как ты попал к правоглавам?

— Это долго объяснять.

— Ничего, нам тут столько сидеть, что даже еще и выспаться успеем.

Сергей вздохнул и начал свой рассказ.

— Ты верно поняла. Я выпускник столичного вуза… назовем это для простоты Историко-Археологической Академией. Неважно. Суть дела в том, что после того как открылись границы, раскапывать мы стали по всей планете.

— Только не здесь.

— Да, не здесь. Вообще-то я сельский паренек. Вернее, поселковый. Последнее всё-таки на ранг выше — по крайней мере, я так считал. Ну вот, пока я ездил, работал лопатой, кисточкой и мозгами, совершенствовался в науках и попутно узнавал новые обычаи, в голове у меня сидела такая тройная картинка.