Валерий Капранов: Глупец

Вздыбившаяся чёрная шерсть кота слиплась от мусорных отходов, клочками по бокам. Ничего хорошего от такого воинственного поведения ожидать не приходилось. Я замер на месте, выставляя свой кейс, в качестве щита, в случае непредвиденного нападения.

Но, всё обошлось. Кот, лениво потянулся, прогибая облезлую спину. Смерил меня презрительным взглядом. И ленивой и наглой походкой, перешёл через тротуар, на противоположный газон. После чего, бесследно исчез в густых зарослях.

— Тьфу… ты. Ну и денёк сегодня. Вот уж действительно праздник. Дурацкие письма по Интернету… забытые папки… кот ещё этот.

— Ну, и чего теперь?…

— А, ничего!.. Как говориться — пожар горит по плану. Прорвёмся…

Стараясь не обращать на это внимания, я решил не отменять задуманного. Да и за чем, спрашивается? Подумаешь… бывают ведь в жизни совпадения. Может ещё и эту женщину с пустым мусорным ведром, сюда приписать до кучи? Нет проблем. Подходите, записывайтесь… Я сегодня в ударе. И никто не способен испортить моего настроения.

— Слышь, браток? — я обернулся. Передо мной стоял пьянющий дядька, и строил виноватую мину. — Ты извини, конечно, что к тебе обращаюсь…

— Ну, вот… началось, сейчас будет денег просить. Накликал…

— Ты это, посмотри, пожалуйста… я ровно иду?

— Чего? — не понял я.

— Ну, посмотри… я иду ровно? Не заметно, что я — того?… — дядька, тыльной стороной ладони, похлопал себя по небритой шее прямо под подбородком. После чего, сосредоточившись, и собрав глаза в кучу, продефилировал по пять шагов, туда и обратно, в обоих направлениях на полусогнутых ногах. Его порядком штормило.

— Ну, как? — поинтересовался он. — Ровно?

— А вы случайно во флоте не служили? — с улыбкой спросил у него я.

— Нет. Я пограничником был, — гордо ответил дядька. — Ну, так всё же как?…

— Вам правду сказать или чтоб успокоить?

— Правду, браток. Только правду…

— Тогда, если бы я вам сказал, что ровно, я бы соврал, — выдал я правду матку.

— Ну, и хрен с ним. Все равно бы догадалась… — рубанул он сплеча.

— In Vina Veritas, — посочувствовал я ему.

— Чего?

— Я говорю: Истина в вине. Так говорили в древности. Это по латыни, пояснил я.

— А, понятно. Точно… — дядька ткнул в небо перстом, как римский патриций или греческий античный философ. — Умные люди были. Вот только, жаль… не понять этого моей старой перечнице.

— Ничего… справитесь… — обнадёжил его я — Вы уж извините… спешу.

— Пора говоришь… тогда оно конечно. Только вот спешить не надо. Поспешишь — людей насмешишь. Так что, браток, не делай глупостей.

— Ну вот, опять… Да, что они все, сговорились что ли?… «Не окажись Глупцом», не делай глупостей… Хоть дома сиди, да нос не показывай. Ладно, хватит. Глупости всё это… О, и я туда же…

Пытаясь не зацыкливать себя на мрачных мыслях, я направился к автобусной остановке. Солнце было в зените. Время доходило к полудню.

Фридрих фон Айнхольц сидел в своём излюбленном кресле качалке, закутанный в клетчатый плед, обрамлённый бахромой с кисточками на уголках. Он размеренно раскачивался, в такт маятнику старинных напольных часов, ручной работы.

Это были уникальные часы. Они знали и помнили время, и хранили семейные тайны на протяжении полутора веков. Казалось, что время не имеет власти над ними. Они, повидали за свою бытность смену вот уже пяти поколений и оставались по-прежнему, в том первозданном виде, словно рука непревзойдённого мастера изготовителя, всего минуту назад завершила творение этого уникального шедевра.

На массивном резном корпусе красного дерева были искусно расположены, словно живые причудливые персонажи из греческой мифологии. Они были отлиты из тяжёлой жёлто-зелёной бронзы, и начищенные до зеркального блеска.

Фигурки представляли собой забавную композицию из отдельных сценок, в которых насмешливые нимфы отчаянно веселись, и флиртовали с рогатыми сатирами, в обществе бога веселья и виноделия Бахуса. По углам, верхний свод подпирали могучие, атлетического сложения атланты.

Циферблат отличался причудливыми узорами, искусно выполненной чеканки, а на стрелках часов притаились с готовностью опытного охотника, купидоны вооружённые неизменными луками и стрелами. Маятник представлял собой дополнение к панораме лесных пиршеств. Он был выполнен в форме качелей, на которых сидела весёлая обнажённая нимфа, а по обе стороны её раскачивали похотливые и козлоногие сатиры.