Array Красная Шкапочка: Жнецы Страданий

— Вот и скажи ему о том, — шершавая ладонь коснулась скулы смотрителя. — Хватит гневиться-то. Оба ведь худа не желаете. Прими ты его уже, наконец.

Нэд дернулся, словно от удара. Все в нем восставало против. Тяжело ломать себя на закате лет. Да только все одно — придется склонить голову перед парнем. Но не сейчас. Позже. Свыкнуться надо с думой этой.

Утром следующего дня, Глава все же смог перебороть себя (взяв для того в кулак всю недюжинную волю) и отправил за Клесхом одного из прислужников. Наставник Лесаны не заставил долго ждать. Пришел скорехонько. Лицо спокойное, а глаза, как у кота, сметаны обожравшегося. Глава вновь поймал себя на том, что начинает без причины злиться на креффа, который и слова дурного ему не успел сказать.

— Вот что, голубь сизокрылый, — начал Нэд, с трудом выталкивая из себя речь. — Знатно ты вечор надо всеми потешился. Надо мной особливо. Молчи! — возвысил он голос, видя, что крефф собирается что-то возразить. — Молчи и слушай. Дерзок ты, Клесх. Дерзок, упрям, непочтителен.

Глава замолчал, собираясь с силами, и медленно проговорил:

— Но дело творишь. Нет от тебя вреда. За людей и долг радеешь. Пылаешь ты еще в душе. А я, видать, отгорел. Оттого и разум пеплом подернулся. На покой пора.

Собеседник вскинулся, вознамерившись прервать, но смотритель пригвоздил его взглядом.

— Тебе Цитадель отдам в руки, когда срок настанет. Поясом своим опояшу. Хоть и не бывало прежде, чтобы этакий юнец принял власть. Но и времена изменились. Ты, как зверь, перемену ветра чуешь, тебе и людей за собой вести. Я же, коли не побрезгуешь, иной раз советом либо делом помогать стану, будет если в том нужда тебе.

— Будет, — искренне ответил крефф.

— Вот и воеводствуй. Примем девку твою бешеную на креффат, так сразу и тебя опояшу. Но до той поры… — Глава потряс кулаком. — До той поры, чтоб вежество не забывал!

Клесх в ответ усмехнулся:

— Я, Нэд, правду тебе, что до той поры, что после оной, говорить в лицо не перестану. И воеводским поясом ты мне рот не заткнешь. Нечего меня тут, как пса на привязь брать. И вот что еще. Знаю, не любишь меня. И еще сильнее невзлюбишь, ежели опояшешь. Потому как с той поры иначе все здесь станет. Не по-твоему. Думай, словом.

Глава нахмурился и пророкотал:

— Я все сказал. И речей своих назад брать не собираюсь. Кончен разговор наш. А теперь ответствуй: отчего сорок впустую присылал? Не нашли мы в тех весях детей Осененных.

— Не нашли? — озадачился крефф.

— Нет. Все сгинули без следа. Отряжай девку свою, пусть проверяет.

— Девка моя домой едет, уже, поди, лошадь седлает. Дай ей дух перевести, Нэд, как прочим дают. Я пока сам проверю. На исходе зеленника вернусь, там и решим — что к чему.

Смотритель досадливо вздохнул, но согласился:

— Поезжай. Но чтобы к зеленнику оба тут были. Нечего лодыря гонять.

Лесана поправляла на спине лошади переметные сумы, когда ворота Цитадели распахнулись. Во двор въехала повозка, запряженная пегим коньком с белыми щетками на толстых ногах. В повозке сидели несколько странников, а поводья держал мужчина лет сорока, облаченный в серое одеяние.

Колдун легко спрыгнул с облучка и повернулся к сопутникам:

— Ну, вылезай, наказанье мое, — беззлобно сказал он кому-то и протянул руку.

Зацепившись за широкую ладонь, на землю спрыгнула из возка чудн а я девка. Кудлатая, простоволосая, в диковинном платье, скроенном будто бы из малых отрезов разрозненных тканей — пестром, мешковатом, кривом. Плетеная опояска была грошевой — свитой из обычной пеньковой веревки, а уж привесок на ней…

Выучи поглядывали на странную ч у жинку, а она озиралась, кутаясь в потертую залатанную свиту, и улыбалась застенчиво.

— А ты не ругайся, не ругайся, родненький, — ласково и часто-часто заговорила незнакомка, — не ругайся на меня. Я — вот она — стою. Намаялся, поди?

И она погладила колдуна по плечу, ласково приговаривая:

— Намаялся, родненький. И день едем, и вечер, и все едем и едем, едем и едем… А гляди, я тебя утешу, — с этими словами блаженная сняла с пояса одну из привесок — глиняную некрашеную бусину. — Смотри красивая какая. На. Бери, не жалко мне.

Колдун только рукой махнул и отвернулся, подзывая кого-то из молодших:

— Веди, распрягай. Да девку не тронь, ежели увяжется. Гляди только, чтобы за ворота не потащилась.

Паренек понятливо кивнул. Лесана же приостановила кобылку, глядя на скаженную. Та вся была какая-то нелепая — в пепельные кудри вплетены без порядку и гребня цветные нитки с привязанными к ним перышками, неровными бусинами, полосками тряпок, на опояске болтаются на привесках разной длины все те же перышки, увядшие цветы, палочки, еловые и сосновые шишки.