Питер Бигл - Соната единорогов

— Постойте, — сказала Джой. — Постойте, постойте, простите, извините меня. Двухсот?

Она уставилась на двух единорогов: на сына, бесконечно нетерпеливого, дерзкого, как воробей; на мать с ее неторопливо плавной грацией, белую, как морская пена, и постоянно мерцающую, переливаясь то в синеву моря, то в его зелень — наросты, застлавшие ей глаза, казались злой насмешкой над ее естественным цветом.

— Мы не умираем, — негромко ответила Фириз. — Нас можно убить, но естественной смерти, ожидающей даже тируджа , мы не знаем. Мы и не болели-то никогда — до этой поры.

— Это вы про глаза? — спросила Джой. — И вы действительно ничего не видите? Все вы?

Она указала на Турика, который уже с напыщенной гордостью прохаживался взад-вперед — с рога его свисала на шнурках одна из кроссовок Джой.

— По-моему, он видит совсем неплохо.

— Лучше всех, — похвастался Турик.

Фириз снова шикнула на него и пояснила:

— У большинства молодых зрение еще сохранилось, правда, не у всех. Все началось совсем недавно, незадолго до рождения Турика, и даже лорд Синти пока не может установить причину этой напасти. Впрочем, он расскажет тебе о ней больше, чем смогу рассказать я.

Джой глубоко вздохнула.

— Столетия, — пробурчала она и начала натягивать кроссовки, между тем как единороги со степенным любопытством ожидали дальнейших ее поступков. Наконец, она повернулась к ним, снова вздохнула и сказала: — Я так понимаю, нет никаких шансов, что прошлой ночью, когда я вышла из дома, со мной произошел несчастный случай и теперь я, на самом-то деле, лежу в больнице, в какой-нибудь там реанимации?

Турик недоуменно глянул на мать. Джой вздохнула еще раз.

— Похоже, никаких. Ладно, все это по-настоящему настоящее, я здесь, а вы самые что ни на есть единороги и живете вечно. Вот только, если вы меня не видите, откуда же вы знаете, что я здесь?

Турик все также недоуменно смотрел на мать. Фириз негромко ответила:

— Мы ощущаем твое присутствие. Ты отбрасываешь тень на наше сознание, как дерево, птица или вода. Мы научились двигаться вслепую, от тени к тени. Примерно так же мы не произносим слов ртами, как делаешь ты и Ко и другие тируджа . Мы говорим сознанием. А ты слышишь нас своим.

Тут-то и объявился Ко, волоча доходившую ему до подбородка груду цветастых, ароматных плодов. Джой признала только явадуры , а из всех остальных выбрала парочку круглых, красных, отдаленно напоминавших апельсины (хоть вкус у них был банановый), и еще один, матовый, как слива, со вкусом забродившей дыни. С формальной вежливостью поприветствовав единорогов, Ко сообщил Джой:

— Как позавтракаешь, тебя ожидает Лорд Синти.

— А! Хорошо. Наверное, — Джой быстро проглотила фрукты, вытерла губы и взглянула на Ко, полагая, что тот ее проводит. Однако сатир покачал головой, сказав:

— Иди куда захочешь, он все равно будет там.

Турик куснул мать за облачную гриву.

— А можно мне с ней? Я тоже хочу Синти повидать, можно?

— Когда ты ему понадобишься, ты это узнаешь, — ответила Фириз.

Джой переводила взгляд с единорогов на сатира и снова на единорогов. И наконец, тихо произнесла:

— Столетия. Мама родная.

Потом поворотилась, выбрала тропку и вскоре затерялась среди деревьев.

Закатный Лес что-то удовлетворенно нашептывал сам себе в лучах раннего солнца. Джой казалось, будто воздух пахнет сохнущим на веревке свежевыстиранным бельем; деревья же и бледно-бурая почва отзывали корицей. Остановившись, чтобы прислониться к огромному красному стволу, она ощутила, как жизнь дерева волнуется за мохнатой корой под ее плечом. Прямо над нею пичуга, золотая, как подарочная обертка, пела с такой незатейливой страстностью, что даже волшебная музыка, преследуя которую Джой попала в Шейру, притихла. Лавандово-зеленое существо, смахивающее на помесь тритона с богомолом, пристроилось на ее правой ноге и снизу-вверх уставилось на Джой глазами, полными неколебимого сознания своей значительности. «Здорово, — сказала Джой. — Ну что, тоже будешь говорить в моей голове?». Однако при первых ее словах существо ускакало. Джой пошла дальше.

Черного единорога она увидела лишь когда тот оказался шагающим бок о бок с ней. Другие трое не превосходили величиною оленей, но этот был настолько росл, что ей приходилось откидывать голову назад, чтобы заглянуть в его грубо инкрустированные, как и у леди Фириз, глаза. Слепые или нет, они притягивали ее взгляд с такой настоятельной силой, что Джой забывала посматривать под ноги, спотыкалась и, чтобы восстановить равновесие, хваталась за его бок. За почти поражающим жаром его тела — единороги выглядят холодными, но они определенно источают тепло , — Джой различала смех, которого ей не по силам было услышать, как не слышишь беззвучного мурлыканья кошки. Синти пах апельсинами.