Питер Бигл - Соната единорогов

Как глубоко ни уходили Джой и Ко в Закатный Лес, в нем так и не темнело по-настоящему. Солнце давно уже село, однако лес продолжал светиться изнутри, и зябко в нем не становилось. В светозарном покое Джой слышала встревоженный топоток каких-то маленьких ножек, безмолвные вздохи широких крыльев над головой и грузное, нарочитое «топ-топ-топ», которое в любом другом месте нагнало бы на нее страху. Но сатир потянул ее за руку, сказав: «Теперь сюда, дочурка», — и музыка промурлыкала: «Сюда, сюда». Джой последовала за нею.

И вот красные деревья расступились, как расступается перед ветром высокая трава, и Джой с Ко вышли на поляну под небом в водовороте звезд, таких густых, что казалось, будто в Закатном Лесу идет снег. Посреди поляны стояли, ожидая, Древнейшие.

Один был величав и стар, как сами деревья, и столь черен, что ночь бледнела вокруг него. Другой, сизоватый, как грозовая туча, утешал своим присутствием взор, третий был похудощавее, с телом, более длинным, с изящной бородкой клинышком, выглядевшей так, словно она сделана из морской пены, зелено мерцающей изнутри. Они стояли, высоко подняв головы, прекрасные хвосты их плыли в красном ночном воздухе, подобно призракам, длинные витые рога светились под звездами. Музыка цвела вокруг них.

Сердце Джой, когда она увидела их глаза, ухнуло и перевернулось. Глаза всех трех Древнейших вздулись и закрылись, голубовато-зеленая корка покрывала их так плотно, что казалось, будто глаза усыпаны драгоценными камнями. И Джой поняла, что Древнейшие слепы.

Джой проснулась уже при солнечном свете — свернувшись калачиком, она лежала на боку под красным деревом, укрытая для тепла его же ветками. Двое единорогов смотрели на нее. Один выглядел так, словно он не столь телесен, как прочие, но сотворен скорее из ветра и моря. Другой, цвета звезд, был намного меньше; пританцовывающий, неугомонный, слишком юный для плавной легкости движений, слишком непоседливый для царственности. Джой и разбудил-то легкий перестук его передних ног. У нее перехватило дыхание, когда она поняла, что лунные глаза молодого единорога уже припорошила корочка, ослепившая трех великих Древнейших.

— Мам, видишь? — выпалил единорожик. — Она проснулась!

Джой села, вытряхивая из волос листья.

— Привет, — сказала она голосом хриплым и надтреснутым, как всегда по утрам. — А где Ко?

Второй единорог, вернее, самка единорога, подступила поближе, неторопливые движения ее напоминали струение ртути. Слепота, похоже, не отяготила ее поступь, да и смотреть прямо на Джой не мешала.

— Я Фириз, — сказала она, — а это Турик, мой сын. Хорошо поспала?

Голос Фириз был низок и легок, и неуловимо шутлив.

— Да вроде бы, — ответила Джой. — Сны какие-то сумасшедшие снились, правда, я не уверена, что это были сны.

Она примолкла, потом медленно прибавила:

— Вы из Древнейших. Мне Ко говорил.

— Мы самые старые из Древнейших, — ответила Фириз. — Кроме него .

Она кивком указала на сына, изучавшего кроссовки Джой.

Там, где его рог касался их, грязь и глина тут же осыпались, и скоро они поблескивали не хуже этого рога.

— Был еще черный, — сказала Джой.

Теперь голос Фириз прозвучал немного тише.

— Да, лорд Синти.

Тут возбужденно встрял Турик:

— Ты заснула, и он принес тебя сюда на своей спине! Синти такого никогда не делал! Он живет совсем один, его и не видит-то никто — разве что изредка, — даже я ни разу не видел его до вчерашней ночи. Ты, наверное, очень важная , для Внемирницы…

— Турик, — произнесла его мать — одно только слово, однако юный единорог немедля умолк. Фириз сказала: — Лорд Синти самый старый из всех нас. У нас даже слова нет, чтобы описать его возраст.

Она вдруг захихикала — неожиданно, нелепо, заливисто — и добавила:

— Прости за неучтивость, но я тоже волей-неволей гадаю о том, что произошло между вами, когда он принес тебя сюда. Вы, вообще-то, разговаривали?

Джой поднялась на затекшие ноги.

— Не помню. Может быть, — она собиралась улыбнуться, но вдруг осеклась и сказала: — Да нет, это наверняка был сон. По-моему, он расспрашивал меня про Абуэлиту, мою бабушку. Конечно, сон, как же иначе — ну, то есть, откуда ему знать о ней, здесь, в Шейре?

— Лорд Синти знает все! — выпалил Турик, а его мать подтвердила сказанное, хоть и не так восторженно:

— Думаю, при возрасте и мудрости лорда Синти, вещи вроде Границ уже не имеют большого значения, — она чуть подтолкнула в бок Турика, уже переступавшего передними ногами, явно собираясь ее перебить. — А вот сынок у меня взбалмошный и невоспитанный, хотя что с него взять, ему еще и двухсот лет не исполнилось…