Чарльз де Линт - Страна грез

Исцеление, подумала Эш. Вот о чем говорил Элвер, вот что мог сделать гранат.

Исцелить землю.

Но башня… Трещины рассекли камни стены перед ней. Камни сдвигались со звуком, похожим на то, как по весне на реке начинается ледоход. Откуда-то из глубины земли доносился рокот. Башня качалась, в воздухе повисла каменная пыль.

Эш медленно отошла. Страх струился по ее нервам. С грохотом, похожим на удар грома, камни, которые Эш ударила фетишем, обрушились внутрь. На мгновение у Эш потемнело в глазах. Когда она снова увидела, Я-вау-тсе стояла посреди развалин и разбитых камней, осыпанная каменной крошкой.

Черты лица женщины-духа были теперь много более резкими, чем раньше, напомнив Эш мумии, которые она видела в номере «Нэшнл Джиогрэфика». Словно вся жидкость испарилась из ее тела. Глаза ее сверкали опасным огнем. В руке она все еще держала лягушку. Она направила посох на Эш.

– Что ты наделала! – крикнула она.

Холод сковал грудь Эш. Воздух замерз в ее легких. Сердце остановилось.

Оледенел костный мозг, и Эш показалось, что она чувствует, как трескаются кости.

– Я… я…

Эш не могла говорить. Она едва могла издавать звук. Все затянулось сверкающей дымкой морозных искр и инея.

– Мерзкий ребенок! – крикнула женщина-дух. – Да я тебе…

– Ничего ты не сделаешь, – сказал новый голос.

Я-вау-тсе медленно подняла голову и глянула мимо Эш. Как только она отвела от нее свой взгляд, Эш сразу же смогла двигаться снова. Она втянула в свои измученные легкие холодный воздух. Похлопала себя дрожащими руками.

Медленно обернулась посмотреть, что же помешало духу покончить с ней.

И увидела тех, кто барабанил все это время.

Вокруг нее и женщины-духа полукругом стояли люди – по крайней мере, сперва Эш подумала, что это люди. Люди, одетые в кожаные рубашки и штаны, мужчины и женщины. Их поясные сумки были изукрашены бисером, мешочки с лекарствами, свисавшие с поясов, и сами пояса.

И они носили маски.

Там была лиса с перистым головным убором. Медведь со спутанными космами.

Черепаха с ярким разноцветным шарфом на голове, как носили в Фоксвилле старые итальянки. Древесная лягушка с кожей, испещренной зелеными и желтыми крапинками, в черной широкополой шляпе. Ястреб с ветвистыми перьями на голове. Мышь в маленькой бисерной шапочке. Сом, заяц, лось.

И волк в короне из цветов шиповника.

– Вы не имеете права вмешиваться! – сказала им Я-вау-тсе.

– Она дала нам право, – ответила медведица.

Эш подавила изумленный возглас.

Это были не искусные маски. Это были настоящие их головы…

– Она призвала нас, – сказал лис.

– Кто… вы? – спросила Эш тихим, дрожащим голосом.

– Сновидцы, – ответила мышь.

– Мы наполняем страну духов своими грезами, – добавил человек-лягушка.

– Мы показываем сновидцам их Колеса, – сказал ворон.

От их голосов у Эш в голове зашумело точно так же, как от голоса Я-вау-тсе, но она не ощущала никакой угрозы от этих людей-зверей. Она смотрела на них с восторженным удивлением, заметив барабанчики, висящие на их поясах, пальцы, которые выстукивали по ним – сначала один начинал стучать, потом другой – простой ритм, стоявший в воздухе.

– Вы тотемы, верно? – спросила Эш.

Волчица молча склонила голову:

– Мы ведем, – ответила она.

– Мы наблюдаем, – сказал ястреб.

– Мы грезим, – добавила лосиха.

– Вы вмешиваетесь! – сказала им Я-вау-тсе.

– Нет, – возразил сом. – Мы здесь для того, чтобы проводить тебя в твое долго откладывавшееся путешествие.

– И для того, чтобы убедиться, что ты не возьмешь с собой тех, чье время отправиться с тобой еще не пришло, – добавил человек-черепаха.

– Я не отправляюсь ни в какое путешествие, – отрезала Я-вау-тсе.

– Посмотри на себя, – сказала зайчиха.

Пока они говорили, мумификация продолжалась. От Я-вау-тсе осталась лишь сухая кожа, натянутая на кости. Глаза ее провалились. Губы истончились так, что почти исчезли. Она держала Нину рукой скелета.

– Она обновит меня, – сказала она.

Я-вау-тсе поднесла лягушку ко лбу, прижала маленькое существо к своей сухой коже и начала читать заклинание. Пальцы всех людей-зверей коснулись барабанчиков. От них взметнулась музыка – решительная, но радостная, ритм которой противился пению Я-вау-тсе, рассеивал его силу, развеивал его.

В воздухе уже было тепло, равнины покрылись яркой зеленой порослью.

Башня стала лишь грудой битого камня, наваленного вокруг усыхающей женщины-духа, как огромный курган.