Надя Яр: Путь ножа

До полудня я просто гуляла по улицам и слушала разговоры горожан. Среди прочего я узнала, что у здешнего царя недавно родилась дочь, что летние жертвоприношения уже закончены и что какому-то жрецу приснилась буря, идущая из пустыни. Когда солнце подкралось к зениту и зной стал невыносим, я вошла в чайную, где за пару монет сняла нишу с чистой подстилкой, занавесками и окном. В этой нише я провела остаток дня, то и дело доливая себе горьковатый чай из бронзового чайника, под которым горел в ямке крохотный неопасный огонь. Чай был очень горяч и тем не менее прохлаждал. В открытое окно влетал гомон городской жизни. Где-то невдалеке шумел рынок; продавцы кричали похвалы своим товарам. Всё было мирно и спокойно, и я, кажется, спала. В полудрёме присутствие врага ощущалось острее. Мне грезился далёкий мёртвый огонь, пылающий над пустыней. Его войско было ещё далеко. Если очень повезёт, то зарезанный моими ножами отряд отобьёт у войска охоту двигаться в сторону Тьлана. Впрочем, я на это почти не надеялась.

Ближе к вечеру я оставила чайную. Город немного посвежел. Через улицы перекинулись длинные тени.

— Вяленое мясо, сушёные фрукты, вода… — женщина, толкающая тележку, приостановилась и глянула на меня почти без надежды. Я купила у неё полоску мяса и смотрела, как она удаляется в направлении рынка, уже не выкрикивая, а устало произнося обессмыслившуюся за день фразу.

— Прекрасная госпожа, дайте монету? — сказал мальчишеский голос. Я оглянулась. Это был тот самый парнишка с прутиком. Он явно не упустил меня из виду. И как это я не заметила его?

Глаза мальчишки были черны, как черно в полночь беззвёздное небо, и было в них что-то большее, чем бывает обычно во взгляде людей. Было в них то же, что я заметила в водах ручья. В лице мальчика трепетал отблеск Тхерема.

— Проводи меня к святилищу, — сказала я и откинула с лица покрывало.

— А монету дадите? — если моё лицо и показалось ему странным, он не подал виду.

Я вынула серебряную монету. Глаза мальчишки округлились. Я опустила сребреник в его ладонь.

— Пойдёмте, — сказал он и резво зашагал в сторону горы Тхерема. — Это не очень далеко, но надо взойти на гору.

— Пойдём, — ответила я.

Мы миновали пустеющий рынок и прошли переулки, где сидели песчано-золотые кошки и сверкали вслед нам янтарными глазами. Мы прошли площадь и несколько малолюдных храмов. Истуканы в них имели скучный, покинутый вид. Они были бездушны и бессильны, и создавшие их люди в глубине души это знали. Единственно живым божеством Тьлана был Тхерем, но я так и не увидела ни одной его статуи. Люди отдавали ему своих детей и в остальном жили так, будто бы маленький хозяин не существовал. Но он существовал. С горы полз неощутимый телом холод. Там ждало святилище и пещера.

Черноглазый мальчик вывел меня к дороге, ведущей в гору.

— Дальше я пойду сама, — сказала я мальчишке, когда мы вышли на гору. Он был мне больше не нужен, но я не удивилась, когда он всё-таки пошёл за мной, немного поотстав.

— Расскажи мне о жертвах, — не оборачиваясь, сказала я.

— Жрецы приносят четыре жертвы в год, — с готовностью отозвался мальчишка. — На зимнее солнцестояние, летнее солнцестояние, на годовщину открытия храма и праздник сбора урожая. Ещё бывают жертвы, если идёт война или когда рождаются дети царя. Войны уже не было очень давно, зато весной у нас царевна родилась.

Он догнал меня и пошёл рядом.

— А кто выбирает ребёнка в жертву?

— Родители, — ответил мальчик, — или жрецы. Если жрецы, то это плохо. Жертву надо давать от чистого сердца. — Он явно повторял чьи-то слова.

— А ты хотел бы, чтобы тебя отдали Тхерему? — спросила я.

— Меня и отдали, — вздохнул он, — только меня не взяли. Я был совсем больной, и в жертву принесли другого сосунка. Зато я выздоровел. Тхерем увидел преданность отца и снял с меня болезнь. С тех пор я больше не болею.

— Очень мило с его стороны, — сухо сказала я.

— Угу.

Мальчик не заметил моего сарказма. Или притворился, будто не заметил.

Солнце утопало в золотистом море песков. Я остановилась и некоторое время смотрела вниз. На город стремительно падали сумерки. Как только солнечный круг ушёл за край земли, всё сразу выцвело и постарело. Тьлан стал скоплением глины и старых камней. Его унылая желтизна прерывалась цветными пятнами орнаментов и полотен, но и они теперь быстро бледнели и гасли и превращались в желтовато-серые пятна. Люди начали зажигать огни. Повеяло свежестью. Пришла ночь.