Хрун вздохнул, поднимая глаза на расширяющиеся трещины, после чего заложил два пальца в рот и яростно свистнул.
Удивительно, насколько громко прозвучал реальный звук по сравнению с псевдозвуком ширящегося астрального водоворота, который формировался в центре огромной восьмиугольной плиты. За звуком последовало глухое эхо – оно, как почудилось Ринсвинду, весьма походило на стук катящихся странных костей. Потом послышался новый звук, в котором не было ничего необычного. Это был гулкий топот копыт.
Боевой конь Хруна проскакал под начавшей потрескивать аркой и с развевающейся от буйных ветров гривой взвился рядом с хозяином на дыбы. Варвар с усилием поднялся на ноги и забросил мешки с сокровищами в подвешенную к седлу огромную суму. Потом, вскочив на спину животного, нагнулся, схватил Двацветка за шиворот и перекинул его через луку седла. В тот самый момент, когда лошадь уже разворачивалась, Ринсвинд сделал отчаянный прыжок и приземлился прямо за спиной Хруна. Варвар, впрочем, не стал возражать против этого.
Лошадь уверенным, тяжелым галопом промчалась по туннелям, перескакивая через внезапные осыпи щебня и ловко уклоняясь от огромных камней, которые летели с прогибающегося потолка. Ринсвинд, продолжая угрюмо цепляться за Хруна, оглянулся назад.
Неудивительно, что лошадь так резво перебирала копытами. За ними по пятам сквозь мерцающий фиолетовый свет неслись громадный, зловещего вида Сундук и иконограф, опасно раскачивающийся на треноге. Настолько велика была способность груши разумной повсюду следовать за своим хозяином. Кстати, погребальная утварь мертвых императоров традиционно изготовлялась из древесины именно этой груши…
Они достигли открытого пространства за секунду до того, как восьмиугольная арка наконец не выдержала и вдребезги разбилась о мраморные плиты.
Вставало солнце. У них за спинами поднялся столб пыли – это обрушились стены храма, – но они не оглянулись. А жаль, потому что иначе Двацветок мог бы сделать картинки, необычные даже по стандартам Плоского мира.
В дымящихся развалинах что-то зашевелилось. На них словно рос зеленый ковер. Потом вверх штопором взлетел молодой дубок, разветвляясь по пути, будто взрывающаяся зеленая ракета, и не успели кончики его состарившихся ветвей перестать дрожать, как он уже оказался в центре приличной рощи. Из-под земли, точно гриб, вынырнула береза, быстро вымахала во взрослое дерево, сгнила и свалилась в облаке трута посреди пробивающихся к свету потомков. Храм уже превратился в полузасыпанную кучу замшелых камней.
Но Время, рванувшись сначала к горлу, теперь приступало к завершению работы. Бурлящая граница между распадающейся магией и вступающей в свои права энтропией с ревом пронеслась вниз по холму, обогнав мчащуюся галопом лошадь. Всадники, будучи созданиями Времени, абсолютно ничего не заметили. Но на зачарованный лес энтропия набросилась с хлыстом столетий наперевес.
– Впечатляет, а? – заметил чей-то голос у Ринсвиндова колена, пока лошадь трусила сквозь дымку рассыпающейся в прах древесины и опадающих листьев.
В голосе слышался потусторонний металлический отзвук. Ринсвинд опустил взгляд на меч Кринг. В его рукоять были вделаны два рубина. У волшебника возникло ощущение, что меч смотрит на него.
Расположившись на простирающихся к Краю от леса болотах, они поаплодировали схватке между деревьями и временем – схватке, конец которой был предрешен. Это зрелище заменило кабаре – на самом деле они остановились затем, чтобы поглотить огромного медведя, который неосторожно приблизился к Хруну на расстояние полета стрелы.
Ринсвинд внимательно рассматривал варвара поверх своего куска жирного мяса. Хрун, занимающийся геройствованием, кардинально отличался от бражника и гуляки Хруна, который время от времени наезжал в Анк-Морпорк. Сейчас варвар проявлял буквально кошачью осторожность, был ловким, как пантера, и чувствовал себя в своей стихии.
«А я ушел живым от Бел-Шамгарота, – напомнил себе Ринсвинд. – Фантастика».
Двацветок помогал герою сортировать украденные из храма сокровища. По большей части это было серебро, утыканное неприятно пурпурными камнями. Художественный вкус бывшего хозяина драгоценностей был весьма однообразен: сплошные изображения пауков, осьминогов и обитающих на деревьях октарсеров из пустошей Пупземелья.
Ринсвинд упорно пытался не обращать внимания на скрипучий голос у себя под боком. Бесполезно.
Читать дальше