Terry Pratchett - Маскарад (пер. С.Увбарх под ред. А.Жикаренцева)

Оркестр настраивал инструменты. Возле сцены хор готовился образовать Базарную Толпу.

И ни один из этих жонглеров, цыган, шпагоглотателей и ярко одетых поселян нисколечко не удивился, когда какой-то сильно поддавший баритон вдруг принялся орать свою партию чуть ли не в ухо проходящему мимо тенору.

А вот господин Бадья и господин Зальцелла, о чем-то горячо спорящие с управляющим сценой.

– Ну, как мы можем обыскать все здание? Эта Опера – настоящий лабиринт!

– А может, он просто заблудился?…

– Без своих очков он слеп как крот.

– Но с чего ты взял, будто бы с ним случилось что-то плохое?

– С чего? Вы не задавали подобных вопросов, когда мы открывали футляр для контрабаса. Напротив, вы были уверены, что он окажется там. Признайте.

– Я… да, я абсолютно не ожидал, что мы обнаружим там самый обыкновенный раздавленный контрабас. Но в тот момент я был немного не в себе.

Кто-то подтолкнул Агнессу локтем. Это оказался шпагоглотатель.

– Что такое?

– Через минуту поднимают занавес, дорогуша, – произнес он, смазывая свою шпагу горчицей.

– С доктором Поддыхлом что-то случилось?

– Откуда мне знать? У тебя случайно соли не найдется?

– Пршу прстить. Пршу прстить. Звиняюсь. Пршу прстить. Это была ваша нога? Пршу прстить…

Оставляя за собой след раздраженных и болезненно морщащихся театралов, ведьмы проследовали на свои места.

Положив локти на подлокотники, матушка устроилась поудобней, а затем, поскольку порог наступления скуки у нее был такой же невысокий, как и у четырехлетнего ребенка, она спросила:

– Ну и что дальше?

Скудные оперные познания нянюшки на этот раз не помогли. Так что она повернулась к соседке.

– Звиняйте, не одолжите ли на минутку программу? Только глянуть. Спасибо. Звиняйте, а очки не дадите? Так мило с вашей стороны…

Несколько минут нянюшка тщательно изучала программу.

– Сначала будет увертюра, – наконец уведомила она. – Вроде как бесплатное приложение, чтобы зрители примерно поняли, что их ждет. Здесь есть краткое изложение всей истории. А сама опера называется «Тривиата».

Читая, нянюшка шевелила губами и время от времени морщила лоб.

– Ну, история довольно-таки простая, – наконец подытожила она. – Целая куча людей друг в друга влюблены, много масок и всяческих переодеваний, щекастый слуга, все в недоумении, никто не знает, кто это такой, пара престарелых герцогов сходят с ума, хор цыган, ну, и все такое прочее. Типичная опера. Наверняка кто-нибудь окажется чьим-нибудь давно потерянным сыном, дочерью, женой или кем-нибудь в том же роде.

– Ш-ш-ш! – послышалось с заднего ряда.

– Надо было прихватить что-нибудь перекусить, – произнесла матушка.

– У меня в чулке, по-моему, завалялись мятные конфетки.

– Ш-ш-ш!

– Не могли бы вы вернуть мои очки? Большое спасибо.

– Пожалуйста, госпожа. Так себе стеклышки, а?

Кто-то постучал нянюшку Ягг по плечу:

– Госпожа, ваша меховая накидка ест мои шоколадные конфеты!

А кто-то еще постучал по плечу матушку Ветровоск:

– Госпожа, будьте любезны, снимите шляпу. Матушка Ветровоск повернулась к краснощекому господину с заднего ряда.

– Вам вообще известно, кем бывают женщины в остроконечных шляпах? – осведомилась она.

– Да, госпожа. Это женщины в остроконечных шляпах, и одна из них сидит прямо передо мной.

Матушка удивленно воззрилась на него. А затем, к вящему изумлению нянюшки, сняла шляпу.

– Прошу прощения, – сказала она. – Я вела себя так невежливо. Но это не по злому умыслу. Еще раз простите.

И она повернулась к сцене. Нянюшка Ягг задышала снова.

– Эй, Эсме, ты себя хорошо чувствуешь?

– Как никогда.

Игнорируя окружающие звуки, матушка Ветровоск изучала публику.

– Уверяю, госпожа, ваш мех ест мои конфеты. И уже добрался до второго уровня!

– Ну надо же! Покажите ему карту, которую обычно вкладывают в конфетные коробки. Он любит только трюфеля, а слюна у него не заразная, остальные конфеты оботрите, и все дела, кушайте на здоровье.

– Не могли бы вы помолчать?

– Я-то могу, это вот господин со своими конфетами никак не успокоится…

«Помещение большое, – думала матушка. – Большое помещение, и ни единого окна…»

Кончики пальцев странно закололо.

Она перевела взгляд на люстру. Канат терялся в похожем на альков углублении.

Далее ее взгляд заскользил по ложам. Все они были полны народу. И лишь в одной из лож занавески были почти задернуты – как будто кто-то пожелал посмотреть оперу, оставаясь невидимым для остальных зрителей.